 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
сказали - он бесплотен, - сказал Петер. - А бесплотным может быть только дух. Потеряв
тело, человек автоматически выбывает из рядов, и о дезертирстве речи быть не может.
- Это словесные выверты, - Армант, похоже, захмелел. - Суть дела состоит в том, что ч-
человек может потерять плотность, а может ее и вернуть - так бывает, я знаю, это не имеет
ничего общего с потерей тела, то есть со смертью. Я помню, как вы с ним говорили про
это - я вошел, а вы меня не видели и сидели, а потом у вас чуть до стрельбы не дошло - я
по-омню! - Он хитро прищурился и погрозил пальцем. - Хитрые! Думаете, я ничего не
знаю? Я все-е знаю...
О-ла-ла, подумал Петер, а пацан показывает зубки... Ладно, потом. - Господи, - глухо
сказала Брунгильда, - да что они с ним сделали-то такое? Петер, что они с ним сделали?
Ведь он за них все - душу, кровь... все... а они? За что? Как так можно ослепнуть, чтобы
своих?..
- Можно, - сказал Петер. - Еще и не так можно. Саперы ведь видят - мы появились, и
пошла всякая мерзость. Значит, мы виноваты. Значит, нас под ноготь... виноват, к ногтю.
Что они, могут со стороны разобраться, кто именно виноват? Да ни черта. Ни черта! И мы
ни черта не можем, вот в чем самая-то беда...
Снег сыпал и сыпал, изо дня в день, понемногу, мелкий и редкий, но он сыпал без
перерывов и заваливал все на свете, и все силы вскоре приходилось тратить на
пробивание дорожек и дорог, на расчистку площадок и прочее, и прочее, и прочее. Козак
заходил редко, с оглядкой - как он говорил, антикиношные настроения вроде бы
рассосались, но опасаться, чтобы тебя еще раз рубанули сзади лопатой, приходилось.
Вероятно, наиболее активные сторонники террора погибли при газовой атаке, а сами
киношники, удалившись в павильон, больше глаза не мозолили и рецидивов ненависти не
вызывали. Работы стояли прочно, на мертвом якоре. Для чего-то саперы выходили на свои
места, крутились по стройке, создавая иллюзию какого-то движения, но за последний
месяц мост не прибавился ни на одно звено.
На экране же дело обстояло следующим образом: после восстановления разрушенной
электростанции очень быстрыми темпами мост был достроен, соединен с
противоположным берегом и закреплен. Предварительно там был высажен воздушный
десант, который захватил плацдарм и удерживал его до момента введения моста в
эксплуатацию. Танковая армия - пластмассовые танки в одну пятидесятую натуральной
величины - форсировала Каньон и прорвала наспех возведенные оборонительные
сооружения противника. Однако противник не терял надежды на контрудар. Высадив
танковый десант в нашем тылу, он попытался прорваться к мосту, но был остановлен и в
тяжелом бою разбит наголову артиллеристами и саперами. Апофеоз - генеральное
наступление - решено было снимать на натуре, и не здесь, а на юге, и не сейчас, а весной.
- Темпы, темпы, темпы! - господин Мархель метался по своей резиденции - пол был
завален исписанными и смятыми листами бумаги, окурками дорогих сигарет,
фотографиями и кусками киноленты. - Как показать темп? Как *создать* темп? Петер, ты
что молчишь?
Петер сидел, закинув ногу на ногу, и курил дорогую сигарету господина Мархеля. Они
только что просмотрели отснятое, и... темп, господа, темп! Видно было невооруженным
глазом, что саперы еле передвигаются.
- Не молчу, - сказал Петер. - Я думаю. И думаю, что надо не форсировать темп, а
оставить так, как есть. Пусть будет видно, до какой степени измучены люди, что они еле
стоят на ногах, - но мост тем не менее построен. Как, Гуннар?
- Императору может не понравиться. Он не любит излишнего натурализма. - Тогда дать
им недельку отдохнуть, отоспаться, подкормиться - и пежалуй, да. Недельку, говоришь?
Может, поменьше? Дня два-три?
- А куда торопиться? - спросил Петер. - Давай пока смонтируем остальное, а эти куски
вклеим.
- Н-ну, давай... - как-то неуверенно сказал господин Мархель. С ним в последнее время