 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Менандр готовил елку - он раздобыл где-то елку на этом безлесом Плоскогорье и теперь
наряжал ее в полном соответствии со своими вкусами. Было много ваты, посыпанной
слюдяным блеском, и много свечей, и куклы с умильными рожицами, и апельсины на
ниточках, Менандр был в своей стихии, и Петер с удовольствием смотрел на него: как он
осторожно и аккуратно развешивает по колючим лапам яркие стеклянные бусы - не
хватало дюжины ребятишек в масках и Санта-Клауса с его оленями, и ведьм на крыше, и
самой крыши, и все это было бы уместно где-нибудь на фермерском Юге, а здесь только
взбивало пену на поверхности и поднимало муть в глубине... Менандр был чужд
подобных переживаний и радовался, что может соорудить уголочек прошлого - уголочек
детства - здесь, среди снега и железа, и не понял бы ничего, если бы ему сказали правду.
- Индейки не нашел, - сказал он, с исключительным изяществом сервируя стол. - Но гусь
- это тоже неплохо.
Гусь вплыл на деревянном блюде, распространяя сводящие с ума ароматы, и это было
настоящее Рождество - может быть, последнее, потому что носились в эфире слухи о том,
что искоренение старой религии зайдет достаточно далеко и день Рождества заменит День
Тезоименитства Его Императорского Величества, - но пока что было можно, и все
поздравляли всех с веселым Рождеством и стали делать друг другу маленькие подарки:
Петер подарил Брунгильде дамский браунинг, очень маленький и изящный, как игрушка -
игрушка исключительно точного боя; Камерону досталась трубка из корня арчи -
выточили саперные умельцы еще летом; Армант получил двенадцатикратный цейсовский
бинокль и очень обрадовался; подарок для Менандра был особой проблемой, по части
достать Менандр мог все, и ему Петер торжественно вручил пачку писем из дому,
пришедших в редакцию и доставленных сюда только вчера вечером. Надо было видеть
лицо Менандра! Размашиснандр мог все! - две бутылки коньяка: "Бурбон" и "Бисквит", и
новую зимнюю шинель, мягкую, пушистую, подбитую волчьим мехом. Гусь был хорош,
коньяк был превосходен, весь мир остался за толстыми бетонными стенами, за бетонным
покрытием, за снегом и темнотой зимнего вечера, здесь было тепло, сыто, пьяно, а
настроение не приходило.
- А знаете что? - сказал вдруг Менандр. - Говорят, что наш Христиан где-то объявился.
- Как - где-то? - воскликнул Петер и боковым зрением заметил, как напряглась и
распрямилась Брунгильда.
- Да вот - разное говорят, - пожал плечами Менандр. - Ерунду главным образом. То - что
в лагере он, а то вроде как у зенитчиков его видели. Вроде как... ну... как бестелесный он
все равно. Ходит и смотрит... говорит... разное.
- Так, - сказал Петер; он сразу вспомнил Хильмана. - И что он говорит? - Так я что,
слышал разве? - сказал Менандр. - Разное говорят. Кто что хочет - тот то и говорит.
- Легенды, наверное, - нервно сказал Армант. - Может, и легенды, - согласился
Менандр. - Сам не видел, врать не буду. Но - говорят...
- Мало ли что говорят. - Это конечно.
- Мен, - хрипло сказала Брунгильда, - где его видели? - У зенитчиков, - начал
перечислять Менандр, - потом, говорят, в лагере - ну, те, которые в павильоне работают,
они говорили кому-то, - потом видели, как он по дороге шел, далеко отсюда, шофер
подвезти хотел, а Христиан отказался - вот. Ну, и еще, говорят, по ночам в блиндажи
заходит, разговоры ведет - но тут уж, сама понимаешь, все молчок - где, с кем...
- Петер? - посмотрела на него Брунгильда.
Петер помолчал.
- Думаю, если это правда, - медленно сказал он, - то нас он не минет. - Что ты
говоришь, Петер? - удивился Армант. - Ты вправду думаешь, что такое может быть?
- А почему нет? - сказал Петер. - Тело-то не обнаружено. - Тогда он - дезертир,
государственный преступник!
- Да? - удивился Петер. - Интересная мысль.
- Ты странно относишься к такому важному вопросу! - гнул свое Армант. - Тебе же