 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Уже давно не стреляют, - сказал Армант. - Говорят, у зенитчиков в пушках пауки
завелись.
Шанура передернуло. - Не люблю пауков, - сказал он. - А я люблю, - сказал Армант. -
Помнишь, у меня тарантул жил, его звали Сарацин.
- Помню, - сказал Шанур. - Я тогда старался не заходить к тебе. - Но заходил же.
- Заходил. Но это было неприятно. - Я для него тараканов ловил.
- Надо ехать.
- Везет тебе. Будешь там с девочками баловаться. - Счастливого пути, - сказал Петер.
Шанур повернулся к нему.
- Петер, - сказал он, - я все пытаюсь вспомнить, что хотел тебе сказать, и никак не могу.
Что-то надо было сказать - и забыл. Забыл, и все. - Напишешь, - сказал Петер.
- Хорошо, - сказал Шанур, - вспомню и напишу. Подошел Летучий Хрен, остановился в
двух шагах. Шанур оглянулся на него, кивнул головой ему, потом кивнул Петеру,
Арманту, потом махнул рукой и пошел к машине. По дороге он запнулся и чуть не упал.
- Петер, - сказал Летучий Хрен. - Так неудобно все получается. Но не могу
задерживаться. Ты давай. Работай. Плюй на всех - и работай. Учти, что в случае чего
советник - в кусты, а расхлебывать тебе придется. Из этого и исходи. Пленки буду
присылать больше, чем указано будет в накладных. Знай. Ну, вот...
- Ладно, - сказал Петер. - Не забывай там нас. - Не забуду, - очень серьезно сказал
Летучий Хрен. Эк погудел, и Летучий Хрен заторопился к машине. До темноты надо
было успеть спуститься по серпантину. На том же месте, где и Шанур, он запнулся, не
устоял и выстелился во весь рост. Помощи ему, конечно, не понадобилось, он тут же
вскочил, отряхнулся, чертыхаясь, и пошел дальше, но Петер видел, как Менандр
сморщился и энергично поплевал через левое плечо. Петер помедлил и сделал то же
самое. Армант жужжал камерой.
Снова пошел снег, и машина канула в него, как под упавший занавес. Петер, давя в себе
распухающее чувство уже свершившейся беды, спустился по скользкому склону к мосту.
Мост, такой черный и незыблемый, быстро терялся в белом мельтешении. Много лет
Петеру будет сниться именно эта картина: мост, пропадающий постепенно, шаг за шагом,
метр за метром, тающий и истончающийся, как сахар в кипятке, в белом воздухе, в
мелькающих хлопьях. Это будет сниться ему то часто, то редко, то под утро, то в самом
начале ночи, но каждый раз он будет просыпаться от тихого, безнадежного ужаса перед
уже свершившейся бедой, когда еще непонятно, откуда и в каком виде она придет, но
точно известно, что уже ничего не исправить. И несколько раз другие мосты - обычные
мосты через реки, разные мосты в разных местах - будили в нем этот ужас так внезапно и
так мощно, что он не мог ступить или въехать на мост, и приходилось останавливаться и
ждать, когда все уляжется...
На обратном пути Петер подвернул ногу, поэтому арест инженера Ивенса снимал
Армант. Арест инженера был обставлен исключительно эффектно: к блиндажу, который
занимал Ивенс, солдаты приближались перебежками, как под огнем; дверь блиндажа
выбили толовой шашкой. Инженера и еще одного капитана-сапера вытащили, завернув им
руки за голову, и, подгоняя стволами автоматов, поставили перед генералом
Айзенкопфом. Генерал долго и с сожалением на лице что-то говорил инженеру, а потом
своей рукой сорвал с него погоны. При этом у генерала отклеился ус, и он машинально
поправил его.
На суде инженер не отрицал свою причастность к заговору с целью задержать насколько
возможно строительство моста и назвал сообщников. По его показаниям было арестовано
еще сто восемнадцать человек.
Сам инженер и те из сообщников, которые отрицали свое участие в заговоре, были
расстреляны, остальные осуждены на максимальный срок.
Новым начальником строительства стал майор Тунборг, еще месяц назад ходивший в
унтерах.