 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Ты никогда не подашь мне больше руки? - Хоть бы и так.
- Ладно. Тогда слушай: я ничего не видел, но кое о чем догадываюсь. Ты ведь не
думаешь, что я непроходимый болван, не способный увязать пару-тройку намеков?
- Ты до-га-ды-вал-ся... - протянул Шанур так, будто голосу его приходилось выдираться
из пут, из колючей проволоки, из склизи, осенней глинистой склизи. - Я-асно. Теперь
ясно. Вот зачем ты меня туда отправил...
- Не только.
- Не только... Ты знал, что именно я увижу, да? А откуда ты знал? Это что, *твой*
сценарий? Это твой, да? Почему ты за эту ленту так уцепился? - Христиан, попробуй
подумать, какую чушь ты несешь.
- Так ведь ты ее все равно не получишь, понял? Ты понял? - Шанур выхватил пистолет и
направил его на Петера. - Засвечивай!
- Дурак, - сказал Петер. - И не просто дурак, а дурак с принципами. И еще с задуренной
головой. И еще полагающий себя...
- Засвечивай!!!
- Сам засветишь. Но сначала убьешь меня. - Засвечивай!!! - ничего человеческого не
было уже в голосе Шанура. Был, наверное, момент, когда Шанур действительно мог
выстрелить, но момент этот промелькнул, и оба это поняли: Петер - умом, Шанур -
руками; руки его затряслись и опустились, пистолет выпал и остался лежать на коленях
Шанура, а сам Шанур обмяк, осел, сгорбился, сдался.
- Чего ты от меня хочешь? - тихо спросил он.
- Хочу, чтобы ты понял одну вещь, - тоже тихо сказал Петер. Нельзя говорить не всю
правду. Раз мы с тобой взялись за такое дело, так делать его должны честно. Мы можем -
технически - подровнять, подгладить истину. Можем. Но нам этого делать нельзя. Пусть
господин Мархель этим занимается. Что там, на этой ленте?
Шанур помолчал, потом неохотно сказал: - Саперы купили у охраны девочек из
киногруппы... - Так я и думал, - сказал Петер. - Просто...
- Не просто, - сказал Шанур. - Если бы просто... Они устроили целый обряд. Праздник
Гангуса, Слолиша и Ивурчорра.
- Ну, и?..
- Все.
- Ты это и снимал? - Это и снимал. Разожгли костры... - А теперь хочешь засветить?
- Но ведь могло же меня там не оказаться, правда? - Могло. Но ты оказался.
- И очень жаль.
- Жаль. И не только это. Знаешь, Христиан, сколько бы я дал, чтобы не оказаться в
лагере "Ферт"? Или в Ловели у рва? Или на допросах в ГПТ? Или на переправе через Юс?
Рассказать тебе, как там переплавлялись? Нагнали штрафников, поставили сзади
пулеметы... сзади пулеметы, впереди каз... А потом в воду - куда иначе деваться? Кипела
вода... я раньше думал, когда говорят: река покраснела от крови - что это метафора. Вот
тебе - метафора. А я стоял и снимал. Или когда Примбау горел - его просто засыпали
фосфором, и все горело, и люди горели, там же полным-полно народу было, беженцы,
ребятишки - а я снимал... Крепись, старик. Работа такая.
- Работа... То, что ты рассказал, - это все в рамках, понимаешь? Это ужасно, но это в
рамках. А у меня - за рамками. Как если бы... помнишь, в прошлую войну была осада
Флоттештадта? Там половина гарнизона перемерла от голода и жажды, помнишь?
Великий подвиг, образец преданности... Так вот, если бы оттуда дать репортажи о том,
как, допустим, генералы поедали своих подчиненных... как бросали жребий, кому идти в
котел... Понимаешь? Это ведь все могло быть, но точно-то мы не знаем - и слава богу, что
не знаем...
- Я понимаю. Конечно, это было бы страшно. Это погубило бы те красивые сказки, на
которых нас с тобой воспитывали. А ведь ни один генерал в той осаде от голода не умер,
кстати... Но по крайней мере мы знали бы все точно, и не было бы места для выдумок.