 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
том романа "Опоздавшие к лету".
Это была действительно *новая* фантастика. Сильная социально-психологическая
проза, сравнимая по мощи с лучшими произведениями Стругацких - но гораздо более
свободная. Стругацкие сильнее привязаны к реальности. У них никогда не возникало
желания превратить героя в призрака, лишить его телесности, оставив обнаженную душу,
- они в таких случаях вполне комфортно обходились голограммами. У Лазарчука же это
получилось легко и естественно. В его прозе трезвая философичность поздних
Стругацких вполне уживалась с мрачным восторгом Данте, идущего по кругам Ада, и
пессимистичными апориями Дика...
(Кстати, с прозой и идеями Филипа Дика Лазарчук знаком достаточно близко - ему
принадлежит, пожалуй, лучший из опубликованных в России переводов знаменитого
"Убика".)
Уже тогда Лазарчук начал опасную игру с реальностью. Точнее - с реальностями.
Но об этом - в предисловии ко второму тому.
x x x
Роман писался не так уж и долго - пять лет. За это время из мощного дебютанта
Лазарчук превратился в практически всеми признанного лидера отечественной
интеллектуальной фантастики. Единственный приз, который его миновал, - "Старт", приз
за лучшую дебютную книгу. Ну да не очень-то и хотелось. Зато:
опубликованная в 1991 году новелла "Священный месяц Ринь" получает читательский
приз "Великое кольцо";
опубликованному в 1993 году рассказу "Мумия" присуждаются премии "Бронзовая
улитка", "Интерпресскон" и "Лунный меч", а роману "Иное небо" - премия "Странник";
опубликованный в 1994 году роман "Солдаты Вавилона" снова приносит Лазарчуку
премию "Бронзовая улитка";
"Опоздавшие к лету" получают в 1994 году в Новосибирске на конкурсе неизданных
фантастических произведений "Белое пятно" первый приз - как лучший
неопубликованный роман.
И - едва вспоминается на фоне всех этих лауреатств - скромная премия "За
демилитаризацию общественного сознания", присужденная ему за повесть "Мост
Ватерлоо"...
Лазарчуку становятся равно тесны условности реализма и традиционной фантастики. Он
умеет писать реалистические романы о сотворении миров и роли человека в структуре
мироздания. Он создает каноны новой литературы. Его проза стала уже слишком сложной
для традиционной аудитории фантастики. И в то же время другой аудитории у него нет.
Впрочем, наверное, и не надо...
Но иногда мне становится обидно, что российский литературный истеблишмент прозу
Лазарчука практически не замечает. Обида эта совершенно бессмысленна. В конце
концов, этот истеблишмент давно уже интересуется не столько литературой, сколько
окололитературной и околополитической возней. Аналитических способностей
теоретикам этой тусовки хватит только на констатацию того, что Лазарчук пишет
фантастику, - да и то вывод этот они сделают лишь в одном случае - если удосужатся
открыть эту книгу. Что уже само по себе маловероятно. "Ширпотреб-с... "
Это не ярлык. Это карма. Все, кто пишет "не-реализм", попадают под эту крышку с
надписью "Недолитература". Истеблишмент читает реалистического Пьецуха ("Роммат" -
это реализм!) и снисходительно дает "Букера" Пелевину. *Малого* "Букера". Малого -
чтобы, не дай бог, не возомнил о себе.
Что ж это я переживаю-то? Из-за кого? Из-за литераторов, вершиной философской
мысли которых является трибуна какого-нибудь съезда, а пределом карьерных
устремлений - кресло в Думе?
Сам удивляюсь - как я не устал обижаться? В недавно опубликованной беседе Андрея
Измайлова с Борисом Стругацким снова были повторены слова Ричарда Фримена о том,