 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
грозило ему - это передовая или три года лагерей.
- Итак, господа офицеры, вы поступаете под команду человека штатского, так сказать,
шпака... да; тем не менее господин министр счел возможным сделать такое, хотя это и не в
традициях нашей доблестной армии. Позвольте представиться: Гуннар Мархель, первый
советник министра. Мы с вами отправляемся в то место, откуда начнется наше
победоносное шествие, наш марш в историю, наше, с позволения сказать, вознесение над
всеми нынешними трудностями и неудачами. Экспедиция наша продлится около двух
месяцев, и за это время мы станем свидетелями и участниками величайшего торжества
нашего военно-инженерного гения, свидетелями и летописцами великого свершения
наших доблестных войск - творцов и носителей нашей грядущей и неминуемой победы.
Эта неминуемость нашей победы, думаю, сыграла свою роль, отрицательную,
подчеркиваю, роль в деле торжества наших идеалов и нашего оружия, потому что вызвала
расслабленность и заторможенность у некоторых молодых солдат и офицеров,
уверовавших в то, что победа, раз она неминуема, придет все равно - независимо от того,
как ты воюешь. Нет, господа! Победа сама не придет! Победу надо добывать потом своим
и кровью своей, ибо потоки пота и крови под ее фундамент - необходимое условие ее
неминуемости! Его Императорское Величество просил лично передать вам, что всегда и
во все времена герои на плечах своих поднимали и удерживали здание победы, и не стоит
верить своим глазам, если вы, ослепленные красотой этого здания, не видите, на чьих
плечах оно держится. Но Его Величество никогда не забывает этого, вот потому-то и
встречают с таким подъемом на фронте и в тылу бессмертные речи Императора, как
всегда посвященные бессмертным подвигам наших героев, достойных наследников
ратной славы великих предков, сокрушивших Древний Рим, Вавилон, Византию, Сирию
и Египет! Тех, кто пронес сквозь века и страны чистоту и беспредельную преданность
идеалам гиперборейским, воплощенным издревле в великих атлантах: Гангусе, Слолише и
Ивурчорре! От самого Заратустры и до нашего дорогого Императора пролегла вечная
дорога истины, и никому не удастся опорочить ее прямизну! По машинам!
Слава богу, все, подумал Петер. Но силен советник. Без бумажки, а как по писаному.
Редкость по нынешним временам. Все так боятся оговориться, что перестают говорить
совсем, а только пишут. И слава богу, что у него своя машина. Что-то мне не хочется
сводить с ним дорожное знакомство - все равно придется, я знаю, но потом... но как
неохота!
- Мужики! - в свою очередь обратился он с речью к своим. Маршрута я не знаю, все
засекречено до этого самого, следуем за лидером. Так вот: следить за воздухом в восемь
глаз. Тип самолета не разбирать, сразу давать команду "Воздух! " - и из машины. Если
есть кювет, то лучше всего в кювет. Нет кювета - отбегайте шагов на дцать - и носом в
землю. И не метаться. Вообще не шевелиться, пока все не закончится. Ясно?
- А говорили, что у них авиации нет совсем, - сказал Шанур. - Кто говорил? - грустно
спросил Петер.
- В газетах писали, и по радио тоже было, - сказал Шанур, и Армант покивал - да, мол, я
тоже слышал.
- Ребята, - вздохнул Петер, - это вам просто очень наврали. У них такие штурмовики, что
дай вам бог успеть навалить в штаны. Усекли? Тогда вперед.
И они покатили. Сначала новички, повергнутые Петером в состояние особой
настороженности, глазели в небо так, что стали навертываться облака. Потом они скисли
и задремали, будить их Петер не стал, от полудремных наблюдателей толку было чуть. От
наблюдателей вообще толку было немного, штурмовики, например, налетали на
бреющем, и чтобы хоть как-то среагировать, времени не оставалось, все решалось на
уровне везения - невезения, попадет - не попадет... Очень высоко прошли три девятки
тяжелых бомбовозов, но рассмотреть, свои это или чужие, нельзя было даже в
телеобъектив. Конечно, тяжелые бомбить дорогу не будут, не за такой малостью их
посылают, однако... Утреннее солнце стояло справа-сзади, значит, едем на север, вдоль