 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
генеральная репетиция потопа, и если бы она так быстро не кончилась, самого потопа,
пожалуй, и не потребовалось бы...
Март закрыл окно, подобрал разлетевшиеся газеты, вытерся и оделся. Следовало,
конечно, еще подождать, но ему хотелось на воздух. Он вышел из отеля и остановился. По
улице, пузырясь, сплошным потоком шла вода. Проплыл, как отштормовавший корабль,
полузатопленный зонтик. В одном месте течение волокло по дну что-то тяжелое, и вода,
образуя бурунчик, перекатывалась сверху. На тротуарах среди обломленных ветвей
лежали самые неожиданные вещи: синий почтовый ящик, обложка от книги, нераскрытая
консервная банка без этикетки, кукла-пупс, собачий ошейник с поводком; на протянутом
через улицу проводе висел, лениво покачиваясь, кокетливый кружевной лифчик.
Городок понемногу приходил в себя. Открылись окна, зазвучали голоса. Из
приоткрытой калитки навстречу Марту выбежал тонкий, совершенно мокрый кот;
подбежал поближе, понял, что обознался, и со вздохом отошел в сторону. Во многих
домах были выбиты окна, стекло хрустело под ногами. Дважды Марту попадались
сорванные с петель оконные рамы. Наконец, в довершение картины, прямо посередине
ратушной площади лежала, распластавшись, но еще не до конца потеряв очертания,
красная железная крыша. Вокруг стояли люди и что-то обсуждали.
Погода весь этот день стояла прекрасная. Март распахнул окна в зале и время от
времени через подоконник выбирался во внутренний дворик мэрии - размяться.
Работалось хорошо, по самому верхнему пределу возможного (разумеется, в отведенных
им для себя рамках). Чувствовалось, что гроза эта разрядила что-то и в нем самом. К
вечеру ближе зашел господин мэр, посмотрел, поговорил о незначительном и ушел очень
довольный. Март работал до сумерек - и мог бы работать еще, были и силы, и желание, и
настроение, но он собрал кисти и пошел их мыть, это было правильно - прекращать
работу, когда остаются еще и силы, и желание, он знал, что это правильно, и потому с
легкостью пошел мыть кисти, но все-таки что-то в себе - то неуловимое и невыразимое
ощущение, когда свершается переход от нормального состояния в *это*, - то ощущение
он упустил, потому что в тот момент, когда он наклонился над банкой, по телу его
медленно, снизу вверх, прошла тугая волна, и Март понял, что пропал, что *этого* не
избежать, а спрятаться негде, негде... Он бросил кисти, запер зал и почти бегом бросился к
отелю, взлетел по лестнице - успел! - перехватил-таки взгляд Тригаса - Тригас сидел в
холле и ждал кого-то, возможно, что и его, - заперся в своем номере на два оборота. Тело
существовало уже совершенно отдельно и не отдавало ему отчета в своих действиях, но
шторы он задернуть смог, хорошие, плотные шторы, сбросил рубашку - было уже легче,
не надо было сдерживаться, и он не сдерживался, он схватил лист плотного картона. Рука
сама нашла ящик с пастелью и выбрала мелки. Сейчас главное было - не пытаться
вмешиваться, не мешать самому себе, и он не вмешивался и не пытался командовать
рукой, она сама знает, чего хочет... На листе проступили контуры зданий, взметенные
кроны, потоки воды, и Март узнал сегодняшнюю грозу, все это было взято с какой-то
странной точки, и перспектива ускользала, пока Март не понял, что дома и улицы тоже
взметены вихрем и скручены им в спираль, ее витки просто не видны за предметами, и что
в точке перспективы сходятся не воображаемые линии, а вполне реальные земля и небо -
они со страшной силой втягиваются в эту точку, в эту маленькую, но сквозную пробоину,
сминаясь при этом морщинами и складками... Как всегда, начала, самого начала он не
уловил - он заметил свет, когда тот набрал уже полную силу. Свет от Марта шел ровный и
чуть желтоватый, почти солнечный. Давно, когда об этом еще можно было говорить без
риска быть убитым, Март узнал, что у всех имеются свои оттенки света и что спектр его
настолько же индивидуален, как отпечатки пальцев; говорили также, что в первые
секунды свечения на теле появляются узоры, и узоры эти имеют куда большее значение,
чем линии на ладони, и Март, хотя не очень верил в эту новую хиромантию, не прочь был
бы взглянуть на них, но всегда начало свечения пропускал - так увлекала его сама работа.
На картоне тем временем разворачивались события: кого-то ветром несло над крышами,