 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
зудит: "А китаеза твой - колду-ун, колду-ун, ой какой колду-ун... " - Вода в пруду теплая-
теплая, даже не мокрая какая-то вода... - Никого нет, только в глаза, как фонарь, светит
багровая луна.
Очнулся Освальд от мягких влажных прикосновений к лицу. Он открыл глаза. Тут же от
лица его что-то отдернулось в испуге. Непонятно было, где это он. Попробовал подняться
- не смог, что-то крепко держало поперек груди и за руки. В страхе рванулся - руки
освободились. Перевернулся на живот. От резкого движения что-то сдвинулось в голове,
земля заходила ходуном, как студень, - не удержался и повалился на бок. Отлежался,
приподнялся, посмотрел кругом: переплетение стеблей и лоз - огород китайца! Отлегло
от сердца. Свет пробивался сверху - лунный; что-то подсвечивало и снизу, Освальд
посмотрел в ту сторону - несколько длинных, как свечи, светящихся грибов, свет от них
шел яркий, резкий - не чета лунному. В этом свете слева от себя Освальд уловил какое-то
шевеление: там, освещенное сзади и сбоку, бугрилось что-то темное и пористое, вроде
чуть приподнятой над землей шляпки очень большого и очень старого гриба, и под эту
шляпку мелкими вороватыми движениями втягивались тонкие гибкие щупальца...
Освальд рванулся так, что затрещала спина, вырвался из-под держащих его стеблей,
вскочил на ноги, тут же упал, споткнувшись, и в свете луны увидел, как втягиваются
обратно туда, внутрь этой дьявольской клумбы, выбравшиеся наружу стебли - длинные и
гибкие, как змеи. Освальд влетел в дом, и здесь его немного отпустило. Здесь были стены.
Он достал из ледника остатки пива, припал прямо к горлышку канистры и стал глотать его
- ледяное и упругое, глотки проскакивали в желудок как камешки, твердые и тяжелые.
После того, как пиво кончилось, он был уже твердо уверен: померещилось. Он лег, но
уснуть не мог, кошмар возвращался, обрастая все новыми подробностями. Утром он нос к
носу столкнулся с Шани, выходившим из комнаты Моники.
- Ты не это... не думай чего, - отводя глаза, забормотал Шани. - Пьяный был, проснулся -
возле нее лежу, собрался - и ходу. А ничего не было, это я тебе точно говорю, я хоть и
пьяный, а такое-то понимаю...
Освальд чувствовал, как у него леденеют губы и горло.
- Скот... - начал он и задохнулся.
Шани прошмыгнул мимо него, в дверях остановился и обернулся. - А не только твой
китаец колдун, - сказал он. - Все вы тут колдуны... Моника из комнаты не выходила.
Китаец колдовал около огорода: что-то поправлял, подвязывал, Освальд видел, как он
качает головой и разводит руками. Ночное видение вновь стало казаться не кошмаром, а
действительностью. После обеда приехал работник с одного из дальних хуторов, привез
двенадцать мешков пшеницы и сказал, что про мельницу ходят нехорошие слухи, будто
мельник и его работник-колдун подпустили засуху - и нельзя ли в таком разе за деньги
докупить еще мешочков пять-десять муки? Освальд заломил цену, работник неожиданно
цену принял, золото было у него в кисете вместе с табаком - ударили по рукам, загрузили
телегу, работник хлестнул по волам, телега, повизгивая осями, развернулась и поехала, а
Освальд задумался. Надо было срочно что-то делать.
Под вечер приехал почтальон, привез еще одно письмо от отца. Отец писал, что они уже
пятый месяц не видят земли, все океан да океан, видимо, что-то стряслось с
американским континентом, так как по расчету координат пароход находится в районе
города Денвер, штат Колорадо. Отца, узнав, что он бывший мельник, назначили старшим
механиком, потому что в принципе конструкция мельничного привода и паровой машины
где-то схожи. Вчера неподалеку от них всплыло какое-то огромное морское животное, на
поверхности были видны только глаза, огромные, как мельничные колеса, а потом оно
нырнуло и проплыло под пароходом, почесав себе спину о киль, да так, что судно
пронзила долгая дрожь, а между некоторыми листами обшивки, там, где давно не
обновляли клепку, стала проступать вода, и матросы говорят, что достаточно одного
хорошего шторма, чтобы пустить пароход на дно, но все пять месяцев стоит полнейший
штиль, и поэтому особенно непонятно, что случилось с Америкой...