 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
них, застегивал сумку. Молнию заело, он с ожесточением дергал за язычок. Закрыл.
Патруль уже отошел.
- Зря ты им потакаешь, - сказал сосед, мужчина лет сорока. - И так уже что хотят, то и
творят.
- Плевать, - сказал Эрик незнакомым голосом. Другой патруль кого-то задержал:
длинноволосого парня в кожаной куртке. Его поставили лицом к стене и обыскивали. Он
что-то сказал полицейскому, тот остановился на секунду, потом круто развернулся и
побежал к выходу. Через минуту загремело радио:
- Господа! Просьба всем немедленно покинуть зал ожидания! Просьба всем немедленно
покинуть зал ожидания! Просьба...
Зал взорвался гулом голосов. Тут же началась давка в проходах, в дверях. Эрик встал на
скамейку, чтобы лучше видеть. Патрулей, конечно, вынесло в первую очередь. Что он
такое мог сказать? Ну да, конечно: бомба. И сам спокойно сидел, ждал, когда она начнет
взрываться. Очень мило. Полфунта спагетти по ушам. Но в дверях - смотреть страшно.
Во, и дубинки замелькали, не могут у нас без дубинок...
Чтобы не слишком выпадать из общего ряда, Эрик подошел поближе к тем, кто давился
у выхода на перрон. Там кто-то сумел открыть вторые двери, и толпа потекла быстрее.
Эрик заметил, что таких же вот неспешащих, как он, было еще несколько человек -
молодые ребята с дорожными сумками и рюкзаками. Ясненько, подумал Эрик. Хороший
ход...
На перроне было неожиданно прохладно, тянул ветерок. В ртутном свете фонарей лица
толпы казались мертвенно-синими. Я такой же, подумал Эрик. Сквозь толпу, раздвигая
ее, двигались патрули, всматривались, кого-то искали. Каждый раз, когда они оказывались
вблизи, Эрик пальцами правой руки сильно сжимал левую кисть в месте укуса. Там уже
начинало болеть по-настоящему, от боли делалось легче, прозрачнее - как от нашатыря.
Подали поезд. В помещение вокзала пока не пускали, кто-то скандалил у входа - нужно
было забрать вещи. Наконец вышел полицейский офицер и увел солдат, охранявших
дверь. По трансляции передали, что желающие могут пройти в зал ожидания и другие
помещения. До отхода поезда было еще сорок минут. Значит, туалеты в вагоне откроют не
раньше чем через час. Эрик направился в вокзальный туалет.
- Не нашли бомбу? - спросил он туалетного кассира, подавая ему трешку.
- Идиоты, - сказал тот, отсчитывая ему сдачу. - Вот смеху-то было бы... Возвращаясь,
Эрик задержался у телефонов-автоматов. Кассир сдал ему сдачу двадцатикуновыми
монетками. Еще не вполне понимая, что делает, Эрик подошел к телефону, бросил
монетку в прорезь и набрал номер Элли. Длинный гудок... Эрик повесил трубку и
уставился на диск. Сердце как взбесилось. Он перевел дыхание и опять - пересиливая
себя, как входя в холодную воду, - набрал номер. Трубку сняли сразу же.
- Эрик? - спросила Элли там, на том конце провода. Слышно было, как она дышит. -
Эрик, ты? Не молчи...
Левая рука Эрика дотянулась до рычага и повисла на нем. Опомнился Эрик на перроне
перед открытой дверью своего вагона. Это ловушка, подумал он. Она сидит и ждет, когда
я позвоню, а полиция засекает, откуда позвонили... Ничего, поезд отходит через пять
минут, а я поеду не до станции Налль, а до маленького полустанка без названия, когда-то
я был там, поезд приходит туда под утро, и там меня ни одна собака не найдет... Откуда-то
вдруг взялось странное ощущение повторности - не событий, а так, привкуса событий:
запах креозота и мокрого гравия, и трава - мокрая - под руками, и тело не свое - чужое,
легкое... все возникло и пропало, только эхо в голове, как в пещере: коннн... коннн...
коннн... И одновременно - вместе со свистом ветра того, другого, призрачного мира -
вдруг возникла рядом Элли, похожая на индианку в своем странном платье из тяжелого
льдисто-белого шелка - такой он ее увидел в самый первый раз и подумал: восточная
принцесса, а она оказалась отличной девчонкой, хоть и из богатой семьи, тоже
студенткой, тоже университета, хотя и другого, столичного... подошла, потерлась щекой о