 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
информацию касательно его магических методов и уловок. Девушка буквально
заворожила Глипкерио - так живо и неутомимо реагировала она на угрозы, издевательства
и сравнительно легкие пытки.
Однако через какое-то время ему наскучило и это, и он велел подать себе легкий ужин
на залитый красным солнечным светом балкон Голубой палаты, рядом с медным
желобом, подле которого стоял серый веретенообразный снаряд, который монарх время
от времени для пущего утешения нежно поглаживал рукой. Что ж, Хисвину он не солгал,
самодовольно убеждал себя Глипкерио, у него и впрямь есть секретное оружие, хотя и
предназначенное не для нападения, а как раз наоборот. Только бы не пришлось им
воспользоваться! Хисвин пообещал, что в полночь произнесет заклинание против
распоясавшихся крыс, а ведь до сих пор у Хисвина дела шли отлично - разве не спас он от
крыс караван с зерном? - да и его дочь вместе со своей служанкой умели успокоить
Глипкерио, и, что удивительно, никого при этом не отхаживали кнутом. Он ведь своими
глазами видел, как Хисвин умертвил своим заклинанием крыс, и со своей стороны
сдержал слово: в полночь все солдаты и стражи порядка будут слушать в южных
казармах этого утомительного Олегния Мингологубца. Все, что от него требовалось, он
сделал, убеждал себя Глипкерио, Хисвин выполнит свое обещание, и в полночь со всеми
бедами и неприятностями будет покончено.
Но полночь наступит еще так не скоро! Монарха-орясину в черной тоге и венке из
фиолетовых анютиных глазок опять охватила скука, и он с тоской вернулся мыслями к
кнутам и Рите. Все у него не как у людей: сюзерену, отягощенному административными
и прочими государственными заботами, даже не выделить времени на непритязательные
хобби и невинные развлечения.
Тем временем инквизиторы закончили на сегодня с Ритой и оставили ее на попечение
Саманды, которая то и дело принималась описывать девушке, каким умопомрачительным
поркам и прочим истязаниям она ее предаст, когда эти хлюпики-инквизиторы завершат
свою работу. Истерзанная девушка пыталась найти утешение в мысли, что ее лихому
серому спасителю удастся обрести нормальные размеры и прийти к ней на помощь. Что
бы там ни утверждали ее гадкие мучители. Серый Мышелов сделался ростом с крысу
вовсе не по своей воле. Рита стала вспоминать слышанные ею в детстве сказки про
ящериц и лягушек, которые вновь стали прекрасными принцами после нежного девичьего
поцелуя, и, несмотря на страдания, глаза на ее безбровом лице подернулись мечтательной
дымкой.
Сквозь прорези в маске Грига Мышелов разглядывал роскошную залу заседаний и
находившихся в ней крыс, входивших в Совет Тринадцати. Ему уже успело опротиветь и
окружение, и то обстоятельство, что все время приходилось шепелявить. Тем не менее он
постарался собраться для последнего усилия, мысль о котором по крайней мере щекотала
ему воображение.
Его появление здесь было полно крайней простоты и неизбежности. Когда он расстался
с Гристом и его копейщиками и добрался до пятого этажа, крысы-пажи распростерлись
перед ним ниц на беломраморной лестнице, и вперед вышла крыса-гофмейстер,
позванивая в серебряный колокольчик с гравировкой, который прежде звенел, скорее
всего, на лодыжке храмовой танцовщицы с улицы Богов. Величественно опираясь на жезл
из слоновой кости с сапфиром на конце, хотя и слегка прихрамывая, Мышелов молча
прошел в сопровождении гофмейстера в залу заседаний и был усажен в соответствующее
кресло.
Зала была низкой, но просторной, колоннами в ней служили золотые и серебряные
свечи, явно стянутые из дворцов и церквей Ланкмара. Было там и несколько украшенных
самоцветами колонн, которые очень смахивали на скипетры и жезлы. У дальней стены,
наполовину скрытые колоннами, толпились крысы-копейщики, камердинеры, слуги,
носильщики паланкинов со своими транспортными средствами и прочая шушера.
Зала освещалась посаженными в золотые и серебряные клетки огненными жуками,