 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
сюзерена и медленно, с нажимом на каждом слове, проговорил: - Я сказал в двенадцать
ночи. Мои демонические лазутчики уверяют, что сегодня вечером крысы утихнут, дабы
убаюкать бдительность горожан, а в полночь перейдут в решающее наступление. Чтобы
они все находились на улицах, когда я произнесу с самого высокого минарета этого
дворца свое губительное заклинание, ты должен за час до этого отправить всех солдат и
стражей порядка в южные казармы. Скажи главнокомандующему Олегнию, что для
укрепления боевого духа он должен выступить перед ними с обращением, - на это старый
дурак непременно клюнет... Ты... ты понимаешь меня... о повелитель?
- Да понимаю, понимаю! - нетерпеливо воскликнул Глипкерио, морщась от боли,
которую причинял ему Хисвин; покамест сюзерен не сердился, а думал лишь о том, как
бы поскорей избавиться от собеседника. - Сегодня в одиннадцать вечера... убрать с улиц
всех солдат и стражу... речь Олегния... А теперь, прошу тебя, Хисвин, мне надо спешить,
чтобы не опоздать...
-... на бичевание служанки, - бесстрастно закончил фразу Хисвин. - За четверть часа до
полуночи ты должен ждать меня в Голубых палатах, откуда я взберусь на Голубой
минарет, чтобы произнести заклинание. Ты должен быть там лично вместе со всеми
своими пажами, которые понесут в народ утешительные вести. Проследи, чтобы у них
были жезлы - символы их полномочий. Для твоего спокойствия я приведу свою дочь со
служанкой, а также своих рабов-минголов - на случай, если не хватит пажей. Так что
приготовь жезлы и для них. И кроме того...
- Ну разумеется, дорогой Хисвин, - отчаянно заблекотал Глипкерио. - Я очень
благодарен... Фрикс и Хисвет - это чудесно... Я все помню... за четверть часа до
полуночи... Голубые палаты... пажи, жезлы... жезлы для минголов. А теперь мне надо
спешить...
- И кроме того, - неумолимо продолжал Хисвин, сжимая пальцы, словно челюсти
капкана, - берегись Серого Мышелова! Скажи страже, чтоб смотрела в оба! А теперь...
приятного тебе бичевания, - как бы мимоходом добавил он, выпуская руку Глипкерио из
своих цепких пальцев с острыми ногтями.
Потирая оставленные ими вмятины и еще не сообразив, что его отпустили, Глипкерио
продолжал бормотать:
- Ах да, Мышелов - это скверно! Но все остальное... прекрасно! Очень благодарен тебе,
Хисвин! А теперь я должен спешить... - И Глипкерио бросился прочь, делая неимоверно
длинные шаги.
-... чтобы полюбоваться на служанку, - не удержался Хисвин. Последние слова словно
бы вонзились Глипкерио между лопаток: он остановился и задорно проговорил:
- Чтобы заняться делом неизмеримой важности! У меня есть свое секретное оружие;
ты, старик, да и другие волшебники не имеют к нему отношения!
С этими словами он бросился по коридору, чуть ли не разрывая тогу своими
длиннющими ногами.
Сложив рупором костлявые ладони и приставив их к морщинистым губам, Хисвин
сладеньким голосом прокричал ему вдогонку:
- Надеюсь, это твое дело усладит тебе зрение очаровательными конвульсиями, а слух
утешит воплями, о мой отважный сюзерен!
У обрамленных опаловой плиткой ворот во дворец Серый Мышелов предъявил
стражникам свой перстень гонца. Теперь он не очень-то надеялся, что пропуск сработает.
У Хисвина было двое суток, чтобы настроить против него скудоумного Глина. И верно: за
предъявлением пропуска последовали косые взгляды и ожидание, достаточно долгое для
того, чтобы Мышелов сумел в полной мере прочувствовать свое похмелье и поклясться,
что никогда не будет столько пить и тем более смешивать. Кроме того, он успел
изумиться собственной глупости, а также везению, благодаря которому ему удалось,
несмотря на хмель, в целости и сохранности вернуться по темным и наводненным
грызунами улицам к Джоху и не напороться при этом на еще одну крысиную засаду. Что