 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
самых старых районах города. С ночных столиков пропадали конфеты, из детских комнат
принцев - игрушки, с золотых подносов с закусками - всякие деликатесы, из лошадиных
торб - хрустящее зерно. На запястьях обнимающихся влюбленных расстегивались
браслеты, не раз были обчищены набитые карманы и кошели стражей, с арбалетами
карауливших крыс, а из-под носа у кошек и хорьков исчезала еда.
И вот зловещий штрих: крысы прогрызали дыры только там, где им нужно было
сделать проход, никогда не оставляли следов когтей или зубов, ничего не загаживали, а
складывали свой помет аккуратными кучками, словно следили за порядком в доме, в
котором намеревались вскоре поселиться навсегда.
На них ставили хитроумнейшие ловушки, раскладывали везде соблазнительно
выглядевшую отраву, их норы затыкали свинцовыми пробками и забивали бронзовыми
листами, жгли в темных углах свечи, недремлющие стражи дежурили везде, где они могли
появиться. И все безрезультатно.
Ко всеобщему ужасу, во многих своих действиях крысы выказывали поистине
человеческий ум. В нескольких проделанных ими лазах, которые удалось обнаружить,
кусочки дерева, казалось, были не изгрызены, а выпилены, а потом вставлены назад, так
что получались крошечные дверцы. К лакомствам, подвешенным для сохранности к
потолку, крысы забирались по собственным веревкам, а некоторые перепуганные
очевидцы утверждали, будто видели, как крысы сами забрасывают эти веревки наверх на
манер лассо или привязывают их к стрелам и выстреливают из маленьких арбалетов.
Похоже, среди них существовало разделение труда: одни выступали в роли лазутчиков,
другие были командирами и охранниками, третьи - искусными взломщиками и
механиками, четвертые - простыми носильщиками, которые беспрекословно подчинялись
своим пискливым командирам.
И что хуже всего, те немногие люди, которым довелось слышать их писк и чириканье,
в один голос твердили, что это не обычные звуки, издаваемые животными, а ланкмарские
слова, произносимые так быстро и тонко, что разобрать их практически невозможно.
Страх в Ланкмаре набирал силу. Многие припомнили старое пророчество, гласившее,
что однажды город будет захвачен темным завоевателем, предводителем жестоких орд,
которые прикидываются цивилизованными, но на самом деле дики и одеты в грязные
шкуры. Прежде все полагали, что слова эти относятся к минголам, но теперь подумали о
крысах.
Даже жирная Саманда была внутренне напугана постоянными набегами на кладовки и
буфеты сюзерена, равно как беспрестанным топотком невидимых маленьких лап. Время
от времени, часа за два до рассвета, она сгоняла с постелей многочисленных пажей и
служанок и в похожей на пещеру кухне, перед полыхающим очагом, в котором можно
было зажарить две коровьи туши одновременно и еще поставить дюжины две противней,
проводила массовые допросы и работала кнутом, чтобы успокоить расходившиеся нервы
и отвлечь мысли от истинных виновников происходящего. Словно изящные медные
статуи, освещаемые оранжевым пламенем, бритые жертвы стояли, согласно ее приказу,
кто навытяжку, кто нагнувшись, кто на коленях, а кто лежал, распростершись ниц, перед
Самандой, и после артистической обработки кнутом целовали подол ее черного платья
или же нежно обтирали ей лицо и шею бело-лиловым полотенцем, предварительно
смоченным в ледяной воде и хорошенько выжатым, поскольку эта людоедша так усердно
действовала кнутом, что пот брызгал из-под копны ее черных волос и капельками
собирался на усах. Стройная Рита еще раз подверглась бичеванию, но потом отомстила,
сыпанув пригоршню молотого белого перца в таз с ледяной водой, когда опускала в него
использованное полотенце. Правда, в результате очередная жертва была наказана
вчетверо строже, но ведь когда кто-то мстит, всегда страдают невинные.
На сей раз этим спектаклем наслаждалась избранная публика, состоявшая из одетых во
все белое поваров и ухмыляющихся брадобреев, большинство которых обслуживало всю
армию дворцовой прислуги. Зрители одобрительно хихикали и ржали. За спектаклем