 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
спектакле театра теней. Опасение за Мышелова свинцовой тяжестью давило на его
путающиеся мысли. Однако это не помешало ему заметить на загаженном полу
неподалеку от его стула жемчужную брошь и браслет с сапфирами. Драгоценности
лежали на том самом месте, куда они вывалились из мешка Страваса.
- Четыре месяца назад, - продолжал голос, - на исходе Совьей Луны, я почувствовала,
что Тьяа созрела во мне окончательно и что пришло время ей рассчитаться с Ланкмаром.
Поэтому я послала птиц собирать старую дань и наказала им карать тех женщин, которые
будут сопротивляться, равно как тех, кто известен своим тщеславием и гордыней. Птицы
быстро обрели свою прежнюю ловкость. Алтарь Тьяа был убран подобающим образом. А
Ланкмар научился бояться, хотя и не знал, что он боится самой Тьяа. Но так долго
продолжаться не будет! - Голос сорвался на пронзительной ноте. - Скоро я во
всеуслышание заявлю о Тьяа. Двери храма будут открыты для поклонников и данников.
Идолы Великого Божества будут повергнуты, а его храмы разрушены. Богатые и наглые
женщины, презирающие во мне Тьяа, будут приведены сюда. И этот алтарь снова ощутит
сладость жертвоприношения. - Голос превратился в визг. - И это начнется сейчас же! Еще
немного, и два чужака узнают, что такое месть Тьяа!
Стравас хрипло задышал и принялся извиваться, тщетно пытаясь освободиться от пут.
Фафхрд отчаянно работал пальцами, стараясь вытащить из веревок правую руку.
Несколько черных птиц поднялись по команде с насестов, но тут же нерешительно сели
назад, поскольку пронзительный голос оборвался на полуслове.
Это вернулся второй сокольничий: подняв руку в торжественном приветствии, он шел
к алтарю. Птицы с ним уже не было. В левой руке он держал короткий окровавленный
меч.
Тень на алтаре нетерпеливо наклонилась вперед и теперь оказалась вся в лунном луче,
так что Фафхрд впервые сумел рассмотреть ее как следует. Это была не гигантская птица
или какой-нибудь чудовищный гибрид, а женщина в черном одеянии с длинными и
широкими рукавами. Черный капюшон упал назад, и теперь в лунном свете белело
треугольное лицо под копной блестящих черных волос; в его хищном выражении и
тусклых светлых глазах было нечто птичье, но вместе с тем оно напоминало и личико
злого хорошенького ребенка. Двигалась женщина мелкими чуть подпрыгивающими
шажками.
- Третий за ночь, - воскликнула она. - Ты убил третьего. Неплохо, сокольничий.
Где-то рядом с Фафхрдом послышался хриплый голос Страваса: - Я тебя знаю. Я тебя
знаю.
Сокольничий продолжал приближаться к алтарю, и женщина спокойно осведомилась:
- В чем дело? Что тебе надо? И тут сокольничий, с кошачьим проворством прыгнув
вперед, приставил сверкающий окровавленный меч к черной ткани, покрывавшей ее
грудь.
И Фафхрд услышал голос Мышелова:
- Не двигайся, Атья. И не вздумай приказать своим птичкам какую-нибудь глупость,
иначе ты умрешь, не успев и глазом моргнуть, как умерли твой сокольничий и его черная
тварь.
В течение пяти тяжелых ударов сердца в башне царила мертвая тишина. Затем
женщина громко и сипло задышала и принялась издавать короткие хриплые возгласы,
напоминающие карканье.
Несколько черных птиц, поднявшись с насестов, неуверенно закружили, то и дело
попадая в лунные лучи, однако к алтарю не подлетали. Женщина принялась раскачиваться
из стороны в сторону. Меч, словно маятник, неуклонно повторял ее движения.
Фафхрд заметил, что стоявший рядом с ним сокольничий, зашевелился, готовясь
метнуть свой короткий меч. Вложив все силы в могучий рывок, Фафхрд разорвал
оставшиеся путы на правой руке, бросился вперед вместе со стулом и, схватив за кисть
сокольничего, который уже занес меч для броска, повалился вместе с ним на пол.