 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
потрескивали не то скалы, не то лед - как будто сама гора разминала мышцы в
предвкушении убийства.
- Ну-ка давай следующий стих, Фафхрд! - весело воскликнул первый из шедших по
снежной тропе. - Чтобы его сочинить, у тебя было тридцать шагов, да и наше
приключение длилось не дольше. А может, сова твоей поэзии наконец-то окоченела у тебя
в глотке?
Мышелов ухмыльнулся, с кажущейся беспечностью вышагивая по снегу; на боку у
него раскачивался его меч Скальпель. Высокий ворот серого плаща и надвинутый на лоб
клобук бросали тень на его смуглое лицо, но не могли скрыть написанной на нем
известной наглости.
Одежда Фафхрда, которую удалось спасти, после того как их одномачтовик разбился о
студеный берег, была сшита сплошь из мехов и шерсти. На груди у него тускло
поблескивала большая золотая пряжка, спутанные рыжеватые волосы были кое-как
подвязаны золотой лентой. Белокожее лицо с широко расставленными серыми глазами
казалось спокойным и уверенным, однако лоб был задумчиво наморщен. Из-за его
правого плеча торчал лук, а над левым горели сапфировые глаза драконьей головы - это
было навершие висевшего за спиной меча.
Наконец чело Фафхрда просветлело, и он запел - так запела бы гора, но несколько
более добродушная, чем та, по которой они шли:
Лавас Лерк был похож Своей рожей на нож
И внушал страшный ужас врагам, И корабль его был
Просмолен и скользил Лучше всех кораблей по волнам; Но его все равно
Погрузили на дно Мышелов, я и сказочный храм, И теперь Лерк погиб -
Кормит яствами рыб.
Но...
Песня внезапно оборвалась, и Мышелов услышал, как зашуршала по снегу кожа. Резко
обернувшись, он увидел, что Фафхрд скользит к краю пропасти; на какую-то секунду
Мышелову даже пришло в голову, что Северянин, опьяненный собственными виршами,
решил продемонстрировать трагическое погружение Лаваса Лерка в бездонную пучину.
В следующий миг Фафхрду уже удалось задержаться с помощью локтей и ладоней у
самого обрыва. Одновременно на столь драматически освобожденное Северянином место
откуда-то сверху влетела черная блестящая фигурка, приземлилась на согнутые руки и,
перекувырнувшись, бросилась на Мышелова с ножом, сверкнувшим, как осколок луны.
Еще немного, и нож вонзился бы Мышелову в живот, однако Фафхрд, одной рукой
держась за край обрыва, дернул другой нападающего за щиколотку. Тихо и страшно
зашипев, черный человечек вывернулся и кинулся на Фафхрда. Но тут наконец. Мышелов
сбросил оцепенение, которое, как впоследствии он сам себя уверял, никогда не охватило
бы его в местности менее холодной и мерзкой. Нырнув вперед, он резко толкнул
человечка, кинжал которого высек искры из камня совсем рядом с рукою Фафхрда, и
намазанная жиром фигурка стремительно заскользила вниз по отвесному склону.
Бесшумно, словно летучая мышь, она мгновенно скрылась из вида.
Раскачивая свое могучее тело над пропастью, Фафхрд закончил стишок: - Но
вкуснейшее яство - он сам.
- Тише, Фафхрд! - наклонясь и к чему-то прислушиваясь, прошипел Мышелов. -
Кажется, я слышал звук удара.
Фафхрд рассеянно присел на краю обрыва. - Не мог ты ничего слышать, даже если
высота здесь вдвое меньше, чем когда мы в последний раз заглядывали в эту пропасть, -
заверил он приятеля.
- Но кто это был? - нахмурившись, спросил Мышелов. - Он похож на уроженца Клеша.
- Ага, особенно если учесть, что до клешских джунглей отсюда как до луны, -