 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
искорки в глазах Фафхрда превратились в пламя, полыхающее в очах берсерка. - Он
сказал предзнаменования? Чудесно, будем им доверять! Мы пойдем на север, и только на
север!
Сердце у Мышелова упало. Теперь ему будет особенно трудно сопротивляться
давнишнему желанию Фафхрда отвести его в "эту восхитительно холодную страну, где
могут жить лишь крепкие мужчины с горячей кровью, убивая свирепых мохнатых
зверей", - перспектива весьма удручающая для того, кто любит горячие ванны, солнце и
южные ночи.
- Вот уж удача так удача! - продолжал Фафхрд нараспев, на манер скальда. -
Обтираться с ног до головы снегом, нырять моржом в воду, где плавают льдинки!
Мужчины моего племени ходили путем, который тянется вокруг Каспийского моря и
через горы еще выше этих. Клянусь кишками Тора, тебе это понравится! Никакого вина -
лишь мед, вкусно дымящиеся туши, на теле мех, от которого дубеет кожа, по ночам -
холодный воздух, навевающий чистые и ясные сны, и статные женщины с могучими
бедрами. А потом на корабле в студеном море взметнется парус, и в радостные лица
полетят ледяные брызги. Почему мы откладывали так долго? Пойдем! Клянусь мерзлым
членом, давшим рождение Одину, мы должны выступить немедленно!
Мышелов подавил стон и так же пронзительно, нараспев ответил: - О мой кровный
брат, сердце мое трепещет еще сильнее твоего при мысли о бодрящем снеге и прочих
прелестях истинно мужской жизни, которой я столь давно жаждал вкусить. Но, - тут его
голос печально пресекся, - мы забываем об этой славной женщине, которую в любом
случае, даже если пренебречь повелением Нингобля, нам придется в целости и
сохранности доставить обратно в Тир.
Мышелов внутренне усмехнулся. - Но я не желаю возвращаться в Тир, - вдруг
заговорила Ахура, оторвав от кукол глаза, в которых светилось такое озорство, что
Мышелов мысленно выругал себя за то, что недавно обращался с девушкой как с
ребенком. - Эта уединенная долина одинаково далека от всех населенных мест. Север так
север, какая разница.
- Клянусь телесами Фрейи [в скандинавской мифологии богиня плодородия, любви и
красоты], - завопил Фафхрд, раскинув руки в стороны. - Ты слышишь, Мышелов? Да
покарает меня Идунн [в скандинавской мифологии богиня, обладательница волшебных
"молодильных" яблок], если это не были речи истинной снежной женщины! А теперь
нельзя терять ни секунды. Год еще не кончится, а мы уже вкусим аромат меда. Клянусь
Фригг, что за женщина! Мышелов, ты ведь у нас маленький да удаленький - обратил
внимание, как изящно она это выразила?
Началась предотъездная суматоха - другого выхода, по крайней мере пока, Мышелов
не видел. Сундучок с зельями, чаша и разодранный покров были снова водружены на
верблюда, который до сих пор строил глазки кобылице и причмокивал толстыми
кожаными губами. А Фафхрд скакал, кричал и похлопывал Мышелова по спине, словно и
не было вокруг никакого древнего каменного города и мертвый адепт не грелся на
солнышке.
Очень скоро они уже трусили вниз по долине: Фафхрд распевал песни о метелях,
охоте, чудовищах величиной с айсберг и гигантах высотой с ледяную гору, а Мышелов
угрюмо забавлялся, представляя собственную гибель в объятиях какой-нибудь не в меру
пламенной "статной женщины с могучими бедрами".
Скоро местность вокруг стала менее унылой. Благодаря низкорослым деревцам и
естественному рельефу долины город скрылся из вида. Мышелова окатила волна
облегчения, хотя сам он этого не заметил, когда за деревьями скрылся последний
каменный часовой - черный монолит, словно предававшийся скорби по адепту. Мышелов
сосредоточился на том, что было впереди - конической горе, загораживающей выход из
долины, одинокой горе, с вершиной, окутанной туманом, сквозь который человечку в
сером мерещились немыслимые башни и шпили.