 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
была разбита копытом и на этом месте виднелось пенистое пятно, а два глиняных
кувшинчика исчезли бесследно. Фафхрд вскочил на одну из оставшихся лошадей и с
дикими воплями поскакал вслед за убегающими животными.
Оставшись наедине с Ахурой, Мышелов был вынужден напрячь все свои способности,
чтобы спасти девушку от безумия потоком болтовни, в основном пряными тирскими
сплетнями, а также совершенно апокрифической байкой о том, как он, Фафхрд, и пять
мальчиков-эфиопов играли однажды в майское дерево с глазными стеблями вусмерть
пьяного Нингобля, в результате чего его глаза оказались развернутыми в самых
неожиданных направлениях. (Мышелова очень удивляло, почему их семиглазый
наставник до сих пор не прислал никакой весточки. После победы Нингобль всегда был
особенно шустр в требовании расплаты и к тому же невероятно дотошен: он явно спросит
с них отчет о трех пропавших сосудах с любовным зельем.)
Вполне можно было ожидать, что Мышелов воспользуется представившейся
возможностью и попытается добиться взаимности от Ахуры, а если повезет, то и
удостовериться, что он избавился от своего улиточного заклятия. Однако, если даже не
брать в рассуждение истеричное состояние девушки, он почему-то теперь робел перед
ней, как будто встретился с ней впервые, хотя это была та самая Ахура, которую он
любил. Конечно, со времени путешествия к Затерянному Городу она сильно изменилась, и
его сдерживало воспоминание о том, как он обращался с той, прежней Ахурой. Поэтому
он уговаривал и утешал ее, словно какую-нибудь одинокую тирскую бродяжку, и в конце
концов принялся забавлять девушку двумя извлеченными из мешка перчаточными
куклами.
А Ахура все всхлипывала, вздрагивала, глядя в пространство и едва слыша болтовню
Мышелова, но постепенно все же успокоилась, в глазах у нее появилось осмысленное
выражение.
Когда вернулся Фафхрд, ведя за собой все еще взбрыкивающего верблюда и
оскорбленную кобылу, он не стал перебивать Мышелова, а с серьезным видом
вслушиваясь в его слова, время от времени бросал взгляд то на мертвого адепта, то на
черный монолит, то на каменный город, то на северный склон долины. Летевшая туда же,
на север, стая птиц, внезапно прыснула в разные стороны, словно на нее спикировал орел.
Фафхрд нахмурился. Через миг в воздухе послышалось жужжание. Взглянув вверх,
Мышелов и Ахура заметили планирующую вниз тонкую тень. Они съежились, и в тот же
миг белая стрела с глухим стуком вонзилась в трещину между плитами, примерно в футе
от ноги Фафхрда, и задрожала.
Через несколько мгновений Фафхрд вытащил ее из щели дрожащей рукой. Стрела
была покрыта корочкой льда, ее оперение затвердело, как будто каким-то непонятным
образом она долго летела в холодных верхних слоях атмосферы. Посередине стрела была
аккуратно чем-то обернута. Фафхрд развернул задубевший кусочек папируса, сразу же
помягчевший у него в пальцах, и прочел: "Вы должны двигаться дальше. Поиск еще не
закончен. Доверяйте предзнаменованиям. Нингобль".
Не переставая дрожать, Фафхрд принялся громогласно чертыхаться. Смяв папирус, он
сломал пополам стрелу и выбросил половинки.
- Ублюдочное отродье евнуха, совы и осьминога! - заключил он. - Сначала пытается
пригвоздить нас, а потом заявляет, что, дескать, поиски не закончены, когда мы как раз во
всем разобрались!
Мышелов, хорошо зная, каким приступам ярости бывает подвержен Фафхрд после
битвы - особенно после битвы, в которой он не смог принять участие, - начал было что-то
хладнокровно отвечать, как вдруг увидел, что гнев из глаз приятеля исчез и остались лишь
диковатые искорки, крайне не понравившиеся Мышелову.
- Мышелов! - торопливо спросил Фафхрд. - Куда я зашвырнул эту стрелу? - Как куда?
На север, - не раздумывая отозвался Мышелов.
- Правильно, и птицы тоже летели на север, и стрела была покрыта льдом! - Диковатые