 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Затем зазвучали слова прощания, последние вопросы, оставшиеся без ответа, и два
искателя приключений пустились в обратный путь. А Нингобль принялся перебирать в
уме подробности рассказа Мышелова, которыми весьма дорожил, поскольку знал, что все
это была импровизация, а любимой его пословицей было изречение: "Тот, кто врет
артистически, оказывается гораздо ближе к истине, нежели подозревает".
Фафхрд и Мышелов почти уже спустились по лестнице из валунов, когда услышали
позади легкое постукивание: Нингобль стоял наверху у самого края, опираясь на нечто
вроде одной трости и постукивая о камень другой.
- Дети мои! - крикнул он, и голос его прозвучал тонко, как одинокая флейта в храме
Ваала. - Сдается мне, что нечто в отдаленных пространствах алчет в вас чего-то. Вы
должны внимательно охранять то, что обычно охраны не требует.
- Да, Крестный Отец Мистификаций. - Вы будете осторожны? - донесся до них
тоненький голосок. - От этого зависит ваша жизнь.
- Да, отец.
Нингобль махнул еще раз на прощание и поковылял прочь. Маленькие жители тьмы
последовали за ним - то ли для того, чтобы получить новые приказания и отчитаться в
сделанном, то ли чтобы позабавить его своими милыми ужимками - кто его знает? Кое-
кто утверждал, что Нингобля создали древние боги, чтобы люди учились угадывать и
тренировали воображение на самых трудных загадках. Никто не знал, обладал ли
Нингобль даром предвидения или просто умел так ловко обставлять сцену грядущих
событий, что лишь ифрит или адепт мог увильнуть от исполнения отведенной ему роли.
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ПРИШЛА
После того, как Фафхрд и Серый Мышелов вылезли из Бездонных Пещер на
ослепительный солнечный свет, след их на некоторое время затерялся. Историографы
поскупились на сведения о наших героях, да это и понятно: Фафхрд и Мышелов
пользовались слишком сомнительной репутацией, чтобы попасть в классический миф,
были слишком загадочны и независимы, чтобы оказаться героями народных преданий,
приключения их были слишком запутанны и невероятны, чтобы понравиться историкам,
слишком часто они ввязывались в заварушки со всякими сомнительными демонами,
разжалованными волшебниками и потерявшими доверие божествами, то есть с
настоящими подонками сверхъестественного мира. И вдвойне трудно собрать материал об
их действиях, когда они осуществляли свои кражи, требующие хитрости, соблюдения
тайны и ловкого заметания следов. Впрочем, порой можно наткнуться на кое-какие улики,
оставленные ими за этот год.
Например, столетие спустя жрецы Аримана воспевали - хотя сами они были слишком
умны, чтобы верить в это, - чудо похищения Ариманом своего священного покрова.
Однажды ночью двенадцать ужасных воинов увидели, как грубошерстный черный покров
поднимается с алтаря, словно столб паутины, гораздо выше человеческого роста, хотя
фигура под покровом имела очертания человеческой. Затем Ариман заговорил из-под
покрова, и воины поклонились ему, и он отвечал им темными параболами, а потом вышел
гигантскими шагами из тайной усыпальницы.
Сто лет спустя самый проницательный из жрецов заметил: "Это похоже на человека на
ходулях или - удачная догадка! - на двух человек, один на плечах у другого".
Далее следует упомянуть об эпизоде, который Никри, рабыня пресловутой Лживой
Лаодики рассказала стряпухе, умащивая ушибы после очередной взбучки. Эпизод касался
двух незнакомцев, посетивших ее хозяйку, попойки, в коей та предложила им принять
участие, а также того, как они спаслись от черных евнухов, вооруженных кривыми
саблями, которые должны были их прикончить по окончании попойки.
- Ока они были чародеи, - уверяла Никри, - потому что в самый разгар оргии они