 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Порыв насыщенного снегом ветра, с ревом рванувшего вверх по камину, на мгновение
поднял мохнатого зверя на целую пядь в воздух и чуть не сдул самого Мышелова, однако
тот посильнее напряг мускулы, и мостик, чуть изогнувшийся вверх, выдержал.
Мышелов только что закончил завязывать конец черной веревки вокруг перекладины и
рукоятки кинжала - его пальцы и предплечья были почти бесполезными от усталости -
когда в задней стене камина бесшумно отворилось окно в два фута высотой и в пять
шириной; толстая каменная ставня скользнула в сторону меньше, чем в пяди от
обращенного внутрь плеча Мышелова.
Красное сияние вырвалось из окна и неясно высветило четыре морды с черными
поросячьими глазками и низкими безволосыми головами.
Мышелов внимательно рассмотрел их. Все четверо крайне уродливы, бесстрастно
решил он. Только их широкие белые зубы, сверкающие между растянутыми в ухмылке
губами - почти от одного свинячьего уха до другого - могли бы как-то рассчитывать на то,
чтобы называться красивыми.
Хрисса немедленно проскочила сквозь красное окно и исчезла. Два лица, между
которыми она прыгнула, даже не моргнули черными глазками-пуговками.
Потом четыре пары коротких мускулистых рук высунулись наружу, легко оторвали
Мышелова от стены и втащили внутрь. Он слабо вскрикнул, потому что усилившаяся
судорога скрутила его внезапной агонией. Он еще успел заметить толстые короткие тела в
лохматых черных куртках и коротких штанах - а одно было в лохматой черной юбке - но
все с босыми разлапистыми ступнями и толстыми ногтями. Потом он потерял сознание.
Очнулся Мышелов от безжалостного массажа, лежа на жестком столе, с телом
обнаженным и скользким от теплого масла. Он находился в плохо освещенной комнате с
низким потолком, и его все еще окружали плотным кольцом четыре гнома, о чем
Мышелов мог судить еще до того, как открыл глаза, по восьми мозолистым рукам,
тискающим и мнущим его мышцы.
Гном, разминающий правое плечо Мышелова и молотящий по верхней части
позвоночника, сморщил покрытые бородавками веки и обнажил свои прекрасные белые
зубы, словно позаимствованные у какого-нибудь великана, в том, что, должно быть,
представлялось ему дружеской усмешкой. Затем он сказал на жутком мингольском
диалекте:
- Я Костолом. Это моя жена Жирожорка. Те, что поглаживают твое тело с левого борта,
- это мои братья Ногогрыз и Черепобой. А теперь выпей это вино и следуй за мной.
Вино обожгло Мышелову горло, однако прогнало головокружение; к тому же было
истинным блаженством избавиться от убийственного массажа - а, заодно, и от судорог,
скручивающих мускулы в комок.
Костолом и Жирожорка помогли Мышелову слезть с каменной плиты, а Ногогрыз и
Черепобой быстро растерли его грубыми полотенцами. Теплая комната с низким
потолком на мгновение поплыла вокруг Серого; затем он почувствовал себя
восхитительно хорошо.
Костолом пошлепал в темноту, расстилающуюся позади дымных факелов. Мышелов
без слова последовал за ним. "Это что, и есть Фафхрдовы Ледяные Гномы? " - спрашивал
он сам себя.
Костолом отодвинул в сторону тяжелые портьеры. В темноту веером хлынул янтарный
свет. Мышелов шагнул с грубого камня на мягкий пух. Портьеры с шорохом сомкнулись
за спиной.
Он был один в комнате, мягко освещенной висящими шарами, похожими на огромные
топазы, - однако чувствовалось, что если их коснуться, они отскочат в сторону, как
воздушные шарики. Тут находилось широкое ложе и позади него, на фоне затянутой
ковром стены - низкий столик с табуреткой из слоновой кости. Над столом было большое
серебряное зеркало, а на столе - причудливые маленькие бутылочки и множество
крошечных горшочков из слоновой кости.