 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
служанки на звонок не идут. Нет даже пажа, чтобы снять со свечей нагар. И Хисвин не
пришел. Не идет, да и только! Я остался один. Все пропало! Мне этого не вынести! Я
ухожу! Прощай, мир! До свидания, Невон! Поищу вселенную получше!
С этими словами он ринулся на балкон - лишь мелькнула черная тога, - и стал падать,
кружась, последний лепесток с венка из анютиных глазок.
Тяжело ступая, Саманда бросилась за ним и догнала у серебряной лестницы - главным
образом потому, что сюзерену никак не удавалось расплести свои длинные пальцы и
схватиться за ступеньку. Обхватив его своей громадной рукой, она повела его к
парадному ложу, по пути расплетая ему пальцы и успокаивая:
- Ну-ну, господинчик, сегодня ночью никаких путешествий. Мы останемся на суше, в
твоем собственном дворце. Только подумай: завтра, когда вся эта ерунда будет позади, мы
с тобой всласть поработаем плеточкой. А охранять тебя буду я, красавчик мой, я ведь
стою целого полка. Держись за свою Саманду!
Как будто поняв ее слова буквально, Глипкерио, который до этого делал неловкие
попытки вырваться, обнял экономку за шею и чуть ли не уселся на ее громадный живот.
Голубая занавеска вздулась к потолку, но это оказалась лишь племянница сюзерена
Элакерия в сером шелковом платье, которое грозило с минуты на минуту лопнуть по всем
швам. Дородная и похотливая девица за последние несколько дней растолстела еще
больше, поскольку непрерывно напихивала себя сластями, дабы утолить горе, вызванное
сломанной шеей ее матушки и распятием любимой обезьянки, но главное - чтобы
заглушить страх за собственную особу. Однако в этот миг функции меда и сахара,
казалось, взял на себя гнев.
- Дядя! - завопила она. - Ты должен немедленно что-то предпринять! Охранники
сбежали. Ни служанка, ни паж не идут на звонки, а когда я отправилась за ними сама, то
обнаружила, что эта наглая Рита - разве ее не должны были выпороть? - подбивает
прислугу на революцию, если не на что-то похуже. А на левой руке у нее сидела живая
кукла в чем-то сером, размахивала игрушечным мечом - наверное, она-то и распяла мою
Кве-Кве! - и призывала ко всяческим гнусностям. Мне удалось убежать оттуда
незамеченной.
- На революцию, говоришь? - проворчала Саманда, спуская с рук Глипкерио и
отстегивая от пояса кнут и дубинку. - Элакерия, присмотри недолго за дядей. Знаешь,
всякие там путешествия, - хриплым шепотом добавила она и многозначительно покрутила
пальцем у виска. - А я пойду пропишу этим голым потаскушкам и блюдолизам такую
контрреволюцию, что они долго будут помнить.
- Не бросай меня! - взмолился Глипкерио, пытаясь снова забраться к ней на руки. -
Хисвин меня забыл, и теперь ты - моя единственная защита.
Часы пробили четверть. Голубые занавеси раздвинулись, и мерной поступью, без
обычного шарканья, в залу вошел Хисвин.
- Плохо это или хорошо, но я явился в обещанный час, - объявил он. Хисвин был в
своей черной шапочке и тоге, перетянутой поясом, с которого свисали чернильница,
футляр с перьями и мешочек с пергаментными свитками. За ним в залу вошли Хисвет и
Фрикс, обе в скромных черных платьях и палантинах. Голубые занавеси беззвучно
опустились на место. Все три обрамленных черных лица были серьезны.
Хисвин подошел к Глипкерио, который, видя деловитость вновь прибывших и
несколько устыдившись, немного пришел в себя и теперь торчал жердью на своих
длинных, обутых в золотые сандалии ногах. Он уже успел расправить складки тоги и
надеть попрямее на золотистые локоны остатки венка из анютиных глазок.
- О достославный сюзерен! - торжественно обратился к нему Хисвин. - Я принес тебе
дурные вести... - Глипкерио побледнел и опять затрясся, -... а также и добрые. - Глипкерио
немного успокоился. - Сначала дурные. Звезда, восход которой привел было небеса в
надлежащее состояние, угасла, словно свеча, задутая черным демоном, ее лучи померкли
в темных волнах небесного океана. Словом, она утонула бесследно, и я не могу