 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
люди появляются и исчезают как и когда им заблагорассудится: там явно не хватает
Инспекторов, чтобы зарегистрировать всех.
Там даже в Новую Эру сохранилось что-то от прежней свободы. Сам Этвен -- серый
портовый город, построенный на серых скалах в устье реки Исагель; морской ветер часто
несет по его улицам серые косые дожди, а люди там -мрачноватые моряки -- говорят
всегда прямо. Я с благодарностью оглядываюсь назад, вспоминая Этвен, где мне
улыбнулось счастье.
Я купил лыжи, снегоступы, различные капканы и провизию; обзавелся охотничьей
лицензией и разрешением, а также удостоверением охотника и прочими бумагами в бюро
Комменсалии и двинулся вверх по течению Исагели с группой трапперов, которую вел
старик по имени Маврива. Река еще не замерзла, и колесный транспорт по дорогам пока
ходил, ибо в этих приморских краях чаще шли дожди, чем снег, несмотря на последний
месяц осени. Большая часть охотников ждала в Этвене настоящей зимы и с наступлением
месяца Терн поднималась вверх по Исагели на ледоходах, но Маврива спешил забраться
подальше на север и обогнать остальных: он намеревался ставить ловушки уже на самых
первых пестри, которые как раз в конце осени спускаются с гор в тамошние леса. Маврива
знал районы Гобрина, Северного Сембенсиена и Огненных Холмов так же хорошо, как те,
кто там родился, так что за время пути я успел многому от него научиться. Все это весьма
пригодилось мне впоследствии.
В городе под названием Туруф я отстал от группы, притворившись больным. Они
пошли дальше на север, а я, чуть выждав, двинулся на северо-восток, в предгорья
Сембенсиена, уже сам по себе. Несколько дней мне потребовалось, чтобы обследовать
местность. Потом, спрятав большую часть своего имущества километрах в пятнадцати--
двадцати от Туруфа в уединенной лощине, я вернулся в город по южной дороге и на
несколько дней поселился в Доме для приезжих. Как бы запасаясь необходимым для
долгой охоты, я купил еще одни лыжи, еще одни снегоступы, пополнил запас провизии,
купил меховой спальный мешок, зимнюю одежду -- все снова; а еще -- переносную печку
Чейба, многослойную палатку и легкие сани, чтобы погрузить все это имущество. Теперь
оставалось только ждать, когда дождь превратится в снег, а грязь -- в лед; не так уж долго,
если учесть, что целый месяц потребовался мне, только чтобы добраться от Мишнори до
Туруфа. На четвертый день первого месяца зимы, Архад Терн, зима полностью вступила
в свои права; пошел снег, которого я так ждал.
Поздним утром я пробрался через электрозаграждение на Пулефенской Ферме, следы
мои почти сразу исчезли под снегом. Сани я оставил в лощине у ручья, в густом лесу к
востоку от Фермы, и с одним только рюкзаком, надев снегоступы, вернулся назад, на
дорогу. Потом в открытую пошел прямо к главным воротам Фермы. Там я предъявил
документы, которые мне успели еще раз подделать в Туруфе. Теперь они были с "синей
печатью" и удостоверяли, что я. Тонер Бент, освобожденный из заключения досрочно,
согласно предписанию, обязан не позднее Эпс Терн, третьего дня зимы, явиться на
третью Добровольческую Ферму Комменсалии Пулефен для несения караульной службы
в течение двух лет. Какой-нибудь востроглазый Инспектор непременно заметил бы, что
документы поддельные, но там востроглазых было маловато.
Оказалось, что попасть в тюрьму легче легкого. Я даже как-то приободрился.
Начальник охраны выбранил меня за то, что явился я на день позже предписанного, и
отослал в барак. На обед я опоздал, и, к счастью, было уже слишком поздно, так что
положенной мне униформы я не получил и остался в собственной хорошей и теплой
одежде. Ружья никакого мне не дали, но я присмотрел более-менее подходящее, слоняясь
возле кухни и выпрашивая у повара хоть что-нибудь поесть. Повар держал свое ружье на
крючке за печью. Его я и украл. Убить из него было нельзя -- оно не обладало для этого
необходимой мощностью. Скорее всего у охранников все ружья были такие. На этих
Фермах нет необходимости убивать людей из ружей: там позволяют голоду, зиме и
отчаянию сделать это.