 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Всего я насчитал тридцать-- сорок охранников и полтораста заключенных. Ни один не
был одет как следует, по-зимнему; большая часть людей уже крепко спала, хотя едва
начался вечер. Час Четвертый. Я заставил одного молодого охранника провести меня по
всей территории и показать спящих заключенных. Наконец я их увидел: при слепяще
ярком свете они спали в общей большой комнате, и я уже простился с надеждой на
незамедлительное осуществление своего плана, опасаясь сам попасть под подозрение.
Заключенные попрятались в спальные мешки, скрючившись там, словно младенцы во
чреве матери, совершенно неотличимые друг от друга. Все -- кроме одного: мешок был
слишком короток, чтобы он мог в нем спрятаться; лицо его стало похоже на обтянутый
темной кожей череп, закрытые глаза провалились в глазницы, на голове -- копна длинных
вьющихся волос.
Счастье, которое улыбалось мне в Этвене, теперь поворачивало колесо Судьбы, и я
ощущал, что одним прикосновением могу сейчас перевернуть весь мир. У меня никогда
не было особых талантов, кроме одного: я всегда чувствовал, когда именно можно
тронуть рукой гигантское колесо фортуны, чтобы знать и действовать. Мне уж было
показалось, что я утратил свой дар провидения -- в этом мне не раз приходилось, к
сожалению, убеждаться в прошлом году в Эренранге -- и он никогда больше не
возродится в моей душе. И ужасно обрадовался, вновь ощутив в себе эту уверенность --
уверенность в том, что можешь управлять собственной судьбой и удачей даже в
тревожное время, как санями на крутом и опасном спуске.
Поскольку я продолжал слоняться вокруг и всюду совал свой нос, изображая чересчур
любопытного кретина, меня записали в самую позднюю смену караула; к полуночи все в
тюрьме, кроме меня и еще одного охранника, спали. Я продолжал по-прежнему тупо
бродить по комнатам и коридорам, время ют времени заглядывая в спальню с двумя
рядами нар вдоль стен. Я уже все спланировал и начал готовить душу и тело ко
вхождению в дотхе, ибо моих собственных сил никогда не хватило бы для выполнения
задуманного и необходимо было призвать на помощь силы Тьмы. Незадолго до рассвета я
в очередной раз зашел в спальню и из украденного у повара акустического ружья
выпустил в голову Дженли Аи заряд, чтобы как следует его оглушить, потом вместе со
спальным мешком взвалил его на плечо и потащил в караулку.
-- В чем дело? -- проворчал мой полусонный напарник. -- Оставь ты его в покое!
-- Да ведь он умер! -- Как, еще один? О всемогущий Меше, ведь еще и зима-то как
следует не началась... -- Он наклонился, чтобы заглянуть Посланнику в лицо: тот висел у
меня на плече головой вниз, как куль. -- А, это тот, Перверт. Клянусь
Великим Глазом, я не верил гнусным сплетням насчет кархайдцев, пока сам на него не
посмотрел: до чего же мерзкий урод! И ведь целую неделю провалялся на нарах -- все
стонал да вздыхал, я и не думал, что он возьмет и помрет. Ладно, вынеси его куда-нибудь
наружу, пусть до рассвета там полежит. Чего стоишь, как грузчик с мешком турдов!..
У контрольно-пропускного пункта я остановился; хотя я и был всего лишь охранником,
меня никто не окликнул, когда я вошел внутрь и долго искал -- и наконец нашел! --
настенную панель со всякими кнопками и выключателями. На самих выключателях
ничего написано не было, однако охранники написали рядом на стене краткие
обозначения, чтобы не особенно утруждать свою память, если вдруг поднимут по тревоге.
Я решил, что "Ог. " обозначает "электроограждение", и повернул выключатель, вырубив
электричество по внешней ограде Фермы. Потом взвалил Аи на плечи и пошел по
коридору дальше. У входных дверей, правда, пришлось объясняться с постовыми. Я
старательно изображал, пыхтя, как мне тяжело в одиночку тащить здоровенного
покойника; сила дотхе во мне уже достигла своего предела, но мне вовсе не хотелось,
чтобы постовые заметили, что мне ничего не стоит вот так нести человека, который
значительно тяжелее меня самого. Я сказал:
-- Заключенный вот. Умер. Велели вытащить на улицу. Куда бы мне его пристроить?
-- Не знаю. Отнеси подальше. Только смотри под крышу положи, не то его снегом