 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
и мрачный дом. Огонь ревел в большом камине, как всегда давая больше тепла для глаз и
для души, чем для тела, а кроме того, каменные пол и стены, пронзительный ветер, что
дул с гор, с Ледника, и сами Вечные Льды высасывали большую часть того
незначительного тепла, что давали горящие в очаге поленья. Но я уже не так страдал от
холода и больше уже не дрожал, как прежде, в первые свои два года на планете Зима; я
уже достаточно много пережил в этих холодных краях.
Примерно через час тот же юноша (во внешности и движениях у него была девичья
грация, однако ни одна девушка не смогла бы так долго хранить столь мрачное молчание)
явился и сообщил мне, что князь Эстре готов принять меня, если мне угодно. Я пошел за
ним вниз по лестнице, по длинным коридорам, где вовсю шла какая-то детская игра вроде
пряток. Вспугнутые нашим появлением дети столпились вокруг, малышня повизгивала от
возбуждения, подростки скользили следом, словно тени, от одной двери к следующей,
правда зажав руками рты, чтобы не прыснуть со смеху. Один маленький толстячок лет
пяти-шести споткнулся о мои ноги и схватил моего сопровождающего за руку, ища
защиты.
-- Сорве! -- пропищал он, не сводя с меня расширенных от изумления глаз. -- Сорве, я
хочу спрятаться в пивоварне!..
И исчез, словно камешек, пущенный из пращи. Юноша по имени Сорве, нисколько не
изменив выражения лица, снова повел меня дальше, и наконец мы оказались во
Внутреннем Очаге у лорда Эстре.
Эсванс Харт рем ир Эстравен был уже старым человеком, за семьдесят, со скрюченной
артритом поясницей. Он сидел очень прямо на. вращающемся кресле возле огня. У него
было широкое лицо с резкими чертами, как бы сглаженными долгой жизнью, словно
обкатанный бурным потоком камень. Спокойное лицо, страшно спокойное.
-- Вы тот самый Посланник, Дженли Аи? -- Да. Это я.
Он смотрел на меня, я на него. Терем был его родным сыном, -- сыном этого старого
человека. Терем -- младший. Арек -- старший. Арек был братом Эстравена, это его голос
слышал он, когда мы с ним разговаривали мысленно; теперь оба брата были мертвы. Я
искал и не мог найти ничего похожего на лицо моего друга в изношенном, спокойном,
суровом, старом лице, поднятом мне навстречу. Ничего, кроме уверенности --
неоспоримой, неумолимой -- в том, что Терем умер.
Я зря надеялся обрести утешение в Эстре. Здесь утешения быть не могло; да и что
могут изменить странствия по местам детства и юности моего покойного друга, как могу я
заполнить пустоту в своей душе, обрести утешение или умерить сожаления? Теперь уже
ничего изменить нельзя. Мой приезд в Эстре имел, однако, и вполне конкретную цель, и
это дело я решил довести до конца. -- Мы с вашим сыном прожили вместе несколько
долгих месяцев. Я был с ним рядом, когда он умер. Я принес вам его дневники. И если я
мог бы что-то рассказать вам об этих днях..
Лицо старика по-прежнему ничего не выражало. Это спокойствие трудно было
нарушить. Но тут неожиданно юноша вышел из затемненного угла на освещенное
пространство между окном и камином; неяркие отблески пламени плясали на его лице; он
хрипло проговорил:
-- В Эренранге его все еще называют Эстравен-Предатель. Старый князь посмотрел
сперва на юношу, потом на меня.
-- Это Сорве Харт, -- сказал он, -- наследник Эстре, сын моего сына. У них не
существует запрета на инцест, я достаточно хорошо это знал, но все же мне, землянину,
трудно было воспринять это сердцем и странно было видеть отсвет души моего друга на
лице мрачного, с яростно блестящими глазами мальчика. На какое-то время я лишился
способности говорить. А когда наконец снова заговорил, голос мой слегка дрожал:
-- Король намерен публично отказаться от своего приговора. Предателем Терем не был.
Разве имеет значение, как его называют всякие глупцы?
Князь медленно и спокойно кивнул.