 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
тщательно выделанной кожи, белая полотняная рубаха без воротника и манжет под
голубым кителем, застегнутым под самую шею. Отороченная золотом синяя полоса шла
до самого низа брюк, и массивные петли золотого шнура были нашиты вдоль рукавов от
запястья до локтя. Черный кожаный пояс с большой квадратной пряжкой со шведским
королевским крестом поддерживал украшенные драгоценными камнями ножны с тонкой
рапирой.
Слева на груди, к моему удивлению, размещались с предельной тщательностью все
мои награды за вторую мировую войну. На погонах блестели яркие серебряные орлы
полковника вооруженных сил США. Я был одет в полный мундир, соответствующий
моему новому положению в обществе Империума...
Хорошо, что я не позволил себе выродиться в мягкотелого слабака, столь характерного
для Департамента иностранных дел США. Размякшего и бледного от долгого пребывания
в кабинетах и поздних крепких выпивок на бесконечных официальных и неофициальных
дипломатических встречах. У меня сносная ширина плеч, вполне приличная осанка,
небольшой живот отнюдь не портит линии моего нового наряда. Хорошая форма
позволяет мужчине выглядеть мужчиной. Какого же черта мы обзавелись привычкой
заворачиваться в бесформенные двубортные костюмы невзрачной расцветки и
соответствующего покроя?
Беринг восседал в парчовом кресле в роскошных покоях, отведенных мне Рихтгофеном
в своей резиденции.
- Вы будто рождены для военного мундира, - заметил он. - Совершенно очевидно, что в
вас есть склонность к вашему новому занятию.
- Я бы не очень рассчитывал на это, Герман, - сказал я. Его замечание напомнило мне
об обратной стороне медали. Относительно меня у Империума были зловещие планы. Что
ж, это как-нибудь потом. А сейчас я намерен наслаждаться жизнью.
Ужин был подан на террасе, залитой светом долгого шведского летнего заката. По мере
того, как мы расправлялись с фазаном, Рихтгофен объяснил мне, что в шведском обществе
быть без какого-нибудь титула или звания - в высшей степени труднопреодолимое
препятствие. И не потому, что у каждого должно быть какое-либо высокое положение,
уверял он меня. Просто должно быть что-нибудь, чем называли бы друг друга при
обращении люди: доктор, профессор, инженер, редактор... Мой воинский статус облегчит
мне задачу вступления в мир Империума.
Вошел Винтер, неся в руках нечто, напоминающее хрустальный шар. - Ваш головной
убор, сэр, - сказал он, сияя. То, что было у него в руках, оказалось стальным
хромированным шлемом с гребнем и позолоченным плюмажем.
- Боже праведный, - изумился я, - уж не переборщили ли вы здесь? Я взял шлем, он
был легок, как перышко. Подошел портной, водрузил шлем на мою голову и вручил пару
кожаных перчаток.
- Вы должны их иметь, старина, - сказал Винтер, заметив мое удивление. - Вы же
драгун!
- Вот теперь вы само совершенство, - удовлетворенно сказал Беринг. На нем был
темно-синий мундир с черной оторочкой и белыми знаками различия. У него был
представительный, но отнюдь не чрезмерный набор орденов и медалей.
Мы спустились в рабочий кабинет на первом этаже. Я обратил внимание, что Винтер
сменил свою белую форму на бледно-желтый мундир, богато украшенный серебряными
позументами.
Через несколько минут сюда спустился и Рихтгофен, его одеяние представляло собой
нечто вроде фрачной пары с длинными фалдами приблизительно конца девятнадцатого
века. На голове у него красовался белый берет.
Я чувствовал себя превосходно и с удовольствием взглянул еще раз на свое отражение
в зеркале.
Дворецкий в ливрее распахнул перед нами стеклянную дверь, и мы вышли к поданному