 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Я молча протянул деньги, и она, взяв их, ушла. Мы молчали, и хозяйка, дойдя до
лестницы, обернулась: - Мне бы не хотелось вас торопить, но постарайтесь окончить
ваше общение, скажем, через два часа. Мой жилец может прийти домой обедать, и,
думаю, не очень обрадуется, увидев в своей комнате чужих людей.
Через полчаса безуспешных поисков Оливия, устало опустившись на колченогий
табурет, произнесла:
- С самого начала мне было ясно, что это бесполезно. Давайте уйдем отсюда.
- Мы обыскали все вероятные места, - кивнул я, стряхивая пыль с рук, - но ведь могут
быть еще и тайники.
- Это пустая трата времени, Брайан. Этот человек был простым бедным студентом, а не
конспиратором. Зачем ему было устраивать в своей комнате какие-то тайники?
- Не знаю... А может быть, есть такие мелочи, которые он мог просто уронить,
потерять... Допустим, лист бумаги вполне мог застрять в углу ящика стола, например.
- Где? Мы перерыли все ящики и... - она вдруг остановилась на полуслове.
Мы одновременно посмотрели на радиатор под окном. Отодвинув батарею бутылок и
груду окурков и, открутив ржавые болты ограждения радиатора, мы увидели
использованные билеты, бечевки, шпильки для волос, окурки и какие-то листочки бумаги.
Оливия, став на колени, выгребла смятое меню какого-то ресторанчика, обрывок
пожелтевшего листка с цифрами, конверт с маркой, адресованный некому Марио
Пинотти, две открытки с видами города и листок, совершенно чистый с обеих сторон.
- Это была хорошая идея, - пожал я плечами, - но, к сожалению, и она не дала нам
нужных результатов. Вы были правы, Оливия, идемте отсюда.
- Брайан! Посмотрите, - Оливия стояла у окна, разглядывая чистый листок бумаги на
свету. - Чернила выцвели, но кое-что можно еще разобрать. Я взял бумагу из ее рук.
Да, едва заметные знаки были различимыми. Я с великим трудом смог разобрать
следующее: "Институт Галилея. Среда. 7 июня... "
- Г-м-м-м... Это интересно, - отметил я. - Какой же это год? - Я знаю простую
формулу, как определить дату, - произнесла Оливия. - Минуточку...
Она задумалась. - Да! Это было седьмое июня тысяча восемьсот первого года, среда.
Но это может быть так же и 1890 год, а также 1911...
- О, это уже лучше, чем ничего! - воскликнул я. - Давайте быстрее проверим! Институт
Галилея? Будем надеяться, он еще существует.
В институте Галилея нас встретил пожилой мужчина с желтоватыми усами. - 1871
год? Это было довольно давно, сеньоры, - удивился он нашим поискам. - С тех пор в
институте обучалось довольно много студентов. Многие выдающиеся ученые проходили
под его арками.
- Пожалуйста, сеньор, - прервал я его, - мы пришли не просить вас о принятии нас в
институт. Все, что нам нужно, это взглянуть на данные о Джулио Максони. Конечно, если
ваш архив в таком состоянии, что их нельзя отыскать, то вы так и скажите, и я использую
этот факт в своей статье, которую сейчас пишу.
- Так сеньор - журналист? - заинтересовался он, поправляя галстук и быстро что-то
пряча в ящик стола. "Что-то" издало при этом легкий звон.
Потом он быстро вышел и вскоре опять появился с объемистым томом, похожим на
регистрационную книгу муниципалитета. Он водрузил ее на стол и сказал:
- Вы говорите, Максони? Какой год? Ага. 1872-й... Так какой Максони вам нужен?
Джулио Максони? Тот самый Джулио Максони? - он подозрительно посмотрел на нас.
Я на всякий случай кивнул. - Так вам нужен Джулио Максони, выдающийся
изобретатель? Изобретатель телеграфного ключа, маслобойки и гальванического
элемента?
Я улыбнулся, как ревизор, которому не удалось найти ошибку в проверяемых отчетах.
- Очень хорошо, - кивнул я. - Вижу, что у вас здесь, в институте, порядок. Позвольте
взглянуть.