 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
последним представителем своего народа. Но спрашивать его об этом не стал. Вместо
этого я спросил:
- Но зачем тебе это нужно? Жить здесь в одиночестве? Он уставился на ледяные
скалы.
- Здесь мой дом, - наконец, сказал он. Еще один машинальный ответ, за которым не
скрывалась никакая мысль. До него просто никогда бы не дошло. Ему даже и в голову
никогда не пришло бы, как он мог бы заставить доиться слезами и наличными несколько
миллиардов голодных до сенсаций обывателей.
Самая настоящая невыдуманная мыльная опера. Конец пути. Тупик. Бедняжка Джонни
Гром, такой отважный и такой одинокий...
- А тебе зачем это нужно... то, что ты делаешь? - вдруг спросил он. Я почувствовал,
что внутренности мои как будто сжала невидимая рука. - Что ты имеешь в виду? - я
выдавил это сквозь зубы, а в это время моя рука уже сжимала кратерный пистолет,
мгновенно выскочивший из рукава.
- Ведь ты тоже живешь один, Карл Паттон. Ты правишь кораблями космоса. Ты
постоянно в одиночестве и постоянно испытываешь трудности. Вот хотя бы сейчас - ты
готов отдать жизнь за своих товарищей.
- Никакие они мне не товарищи, - огрызнулся я. - Они - просто оплаченный груз, и
только. Не доставишь - ничего не получишь. И я вовсе не собираюсь отдавать жизнь. Я
просто совершаю прогулку для моциона.
Некоторое время он испытующе глядел на меня.
- Мало кто решился бы подняться на Куклэйн в это время года. Тем более, не имея на
то веских причин.
- У меня-то причина достаточно веская. Целых сорок тысяч причин. Он как-то слегка
улыбнулся.
- Ты многолик, Карл Паттон, так мне кажется. Но ты отнюдь не глуп. Я сказал:
- Давай-ка трогаться. Прежде, чем я получу свои законные, нам еще ходить и ходить.
Теперь Джонни Гром шел легким шагом, который казался ему приемлемым для меня.
Собака, казалось, начала нервничать, то и дело задирая нос к небу и принюхиваясь, а
затем снова уносилась вперед. Я с легкостью поспевал за ним, сопя и отдуваясь на
подъемах и довольно естественно стараясь отдышаться на привалах.
Все это я делал очень осторожно, чтобы не показать, как мне на самом деле легко, и в
тоже время стараясь не наводить великана на мысль, что мне такой темп не под силу.
Мало-помалу я стал прибавлять шагу и, наконец, мы уже двигались со скоростью более
четырех миль в час. Такая скорость хороша для небольших прогулок при земном
притяжении и по ровной дороге.
Здесь, чтобы выдержать такой темп в течение даже недолгого времени, нужно было бы
быть настоящим атлетом. В то же время для меня с моими пьезоэлектрическими
мускулами, принимающими на себя основную долю нагрузки, такая скорость была
нипочем.
Мы остановились перекусить. Здоровяк извлек из мешка хлеб, сыр и бурдюк с вином и
отвалил мне порцию, которой вполне хватило бы на двоих. Я съел большую часть, а
остальное отправил в специальный карман для отходов, расположенный на плече
скафандра, когда мой сотрапезник отвернулся. Когда он расправился со своей порцией -
ненамного большей, чем моя - я поднялся на ноги, давая понять, что того же жду и от
него. Он даже не пошевелился.
- Теперь мы должны отдохнуть часок, - заявил он.
- О'кей, - отозвался я. - Только отдыхать тебе придется в одиночестве. Меня ждет дело.
Я пошел прочь, шагая по пятнистому снегу, и отошел уже шагов на десять, когда мимо
меня галопом промчалась гигантская шавка, развернулась и преградила мне дорогу. Я
попытался обойти ее справа, но пес снова встал на моем пути. То же самое произошло и
при левом повороте.