 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
прыгнул и
своротил тому всю челюсть. Другого стражника Даттам заколол
ножом и бросился бежать.
- Вот это молодец! - кричали в толпе. А Даттаму совсем стало плохо. Он добежал до
городских ворот, принял степенный вид и даже понять не может - это желтые куртки или
желтые пятна у ворот. Разобрался, наконец, что куртки.
Потихоньку прошел колоннадой синего храма и вылез из города по старому водопроводу,
разрушенному его машинами.
Даттам побежал по дороге прочь от столицы: солнце палило над самой головой, все
деревья покорежились и увяли, вдоль дороги - только столбы с предписаниями и без тени.
И у самого седьмого
столба прямо под иршахчановым оком - кучка всадников, и свернуть некуда.
Поравнялись; на переднем всаднике бирюзовый кафтан,
трехцветный шнур по оплечью, и глаза золотые, как яшмовая печать - секретарь экзарха,
Арфарра.
Арфарра оглядел бродячего монаха, побледнел и ткнул коня носком сапога. Всадники
поскакали дальше. Вдруг один из них обернулся и
говорит:
- Слушай, божья птичка, где это ты по такой жаре промок по пояс? Неужто теперь из
города выпускают только по водопроводу?
Тут, однако, иршахчаново око со столба подмигнуло Даттаму, и дорога вспучилась, и
Даттам вместо ответа упал ничком прямо в
пыль...
А дух дорожного столба задернул око и доложил: - Преступник схвачен. Обидно,
однако, что обязанности за чиновников земных выполняет лихорадка, да еще из
варварской страны...
* * *
Даттаму чудились всякие ужасы, мертвецы на золотых ветвях, приходил Мереник и
хохотал: "Ну, так кто из нас неудачник... ", было видно, что у секретарей в управе Бужвы
- сероводород вместо крови.
Через неделю Даттам очнулся: каменный мешок, стены сочатся слезой, как соевый сыр,
руки склеены веревкой, а волосы и платье - кровью и тухлым яйцом. Каждый день, пока
он был без сознания,
стражники обкладывали его бычьими потрохами и били над ним
гусиные яйца, - лучшее средство против колдовства...
Вечером на Даттама надели белый плащ и снесли в судебную залу, где по семи углам
курились треножники и на письменном коврике
прилежный секретарь растирал тушь. Однако, надо сказать, от
Даттама так мерзко несло гусиной кровью, что даже аромат "мира и спокойствия" не
помогал. А в восьмом углу сидит человек - в
простом платье без знаков различия, брови - оправа, глаза - жемчужины, так и чувствуют
собеседника. Исхудавший, озабоченный - Харсома!
Стали оглашать обвинение. Читали долго, однако, о покупке риса у храма не сказали ни
слова, не сказали даже, что Даттама первый
раз взяли у храма и в монашеском плаще, а написали, что колдун проник в город, чтоб
навести порчу на цистерны с водой.
- Ты согласен с этим? - спросил Харсома.
Даттам вспомнил: не хватай колесо за спицы... - Да, господин экзарх.
Стали опрашивать свидетелей. Мальчишка-разносчик показал: - У меня в корзинке
лежал салат витлуф и жареный гусь. Колдун выхватил корзинку, закричал: "Оживи! " Гусь
перевернулся и ожил,