 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
случаться беды, бунты и неурожаи!
Вечером, наедине, экзарх спросил Даттама: - А вы что скажете о целостности
государства? Тот поклонился, оправил шелковый монаший паллий и ответил: - Увы!
Варвары кормятся с копья, мочатся с седла... Прежде надо научить их жить не для войны,
а для мира... Разрешите храму
торговать с королевством, - мы научим их уважать мирную выгоду, и они сами отдадут
нам земли.
Надобно сказать, что храм и раньше нарушал торговую монополию, но тайком.
- А потом, - прибавил, поколебавшись, Даттам, - не все у варваров достойно осуждения.
Например, крестьяне их пребывают в бедности, немыслимой для жителя ойкумены,
однако ж не жалуются и не бунтуют.
- Почему? - быстро спросил экзарх. - Потому что над ними - не чиновник с печатью, а
сеньор с мечом. Потому что нет, увы, государя, которому подают жалобы, и потому
что нет людей мудрых, учащих народ стоять за свои права... И
поэтому, - сказал Даттам, - хотя железо в стране варваров
спрятано так же глубоко, как и здесь, добыть его легче.
Долго смотрел наследник на далекие горы, еще пребывающие во мраке, и, вздохнув,
молвил:
- День сменяет ночь, и ночь сменяет день, и изо лжи рождается истина... День, однако,
сменяет ночь - чтобы на полях росли
колосья. Что-то же растет и в истории?
Вздохнул и вынул из рукава золотого государя. - Говорят, - сказал наследник, - деньги -
те же знаки собранного урожая. Почему же тогда не размножаются они, как зерна?
Говорят:
в древности государев лик рисовали на монетах, и деньги
размножались сами собой. Говорят: золото ближе по свойствам к зерну, чем бумага.
Засмеялся и добавил: - Что ж, - пусть храм торгует с королевством.
* * *
В этот год случилось чудо: у подошвы Голубой горы стала оживать мертвая половина
старого ясеня, пустила клейкий листок. А одному
ярыжке было видение: заскворчали яшмовые вереи, расскочились
засовы, камни Золотой Горы перекинулись Золотым Городом...
Гадальщики и прочие чародеи остались только те, что приписаны к цехам.