 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Меренику.
Вечером дядя спросил племянника: - Говорят, в столице ты связался со скверными
людьми, которые делают деньги в обход государства?
- Я изобретатель, - сказал Даттам, - и если выйдет так, что мои изобретения нужны
только бесам, я буду работать на бесов.
* * *
На следующий день Даттам пошел заверить подорожную. Казалось бы - пустяковое
дело, а чиновники в управе вдруг стали кланяться,
как болванчики, и отвели Даттама в кабинет ко второму секретарю наместника, господину
Харизу.
Ах, какой кабинет был у господина Хариза! Яшма тушечницы белая, как бараний жир.
Стол в золоте, на стенах гобелены, на гобеленах красавицы, от которых рушатся царства,
перед гобеленами столик в золоте и нефрите, вино и фрукты,
черепаховая шкатулка с благовониями: все, знаете ли, совершенно неподобающее чину и
присутственному месту. Надо сказать, что
Хариз был тот самый чиновник, который много нажился на
Государевом Дне, но благодаря своей матери-колдунье избегнул правосудия.
Сели, стали беседовать. Хариз все знал о Даттаме: поздравил его с успехами в учении, -
будущий, как говорится, опора трона,
слуга народа, - и вдруг вынул из черепаховой шкатулки
часы-яичко.
- Какую, - говорит, - гадость написали: будто вы эти часы сделали в насмешку. Мол,
епарх отдает деньги в рост. Часы
считают время, а он на времени наживается: и то, и другое неправильно...
Даттам побледнел и стал глядеть на гобелены. Говорили, будто Хариз решает за
наместника все дела, городскому судье протоколы приносит на подпись пачками, а
допрашивать любит прямо рядом с
кабинетом, за красавицами, от которых рушатся царства. А
господин Хариз взял персик и стал очищать кожицу. О слушатель! Разве справедливый
человек, когда зубы крестьян почернели от
весенних кореньев, будет есть тепличный персик?
- А что вы, - спросил секретарь Хариз, - думаете о механизмах вообще?
Даттам ответил: - Разве можно улучшить совершенное? Государь установил
церемонии, расчислил цены, учредил цеха и села. Если бы
государству требовалось вдвое больше, скажем, фарфоровых ваз, то людей в фарфоровом
цеху было бы вдвое больше, или работали бы
они не треть дня, а две трети. Но государство заботится не о
вещах, а о людях, которые делают вещи. Если ныне удвоить
производительность труда, то куда же деть лишних рабочих? - Это похвально, - сказал
господин Хариз, - что в таком молодом возрасте вы думаете лишь о благе ойкумены. Я
слыхал, вы
построили водоотливное колесо... А вот епарх вашего цеха и в самом деле берет взятки.
Ах, если бы такой человек, как вы, были на его месте...
И господин Хариз любезно протянул очищенный персик юному гостю. Надо сказать,
что никто из мира людей подслушать этого разговора
не мог. Но в левом углу на полке стояли духи-хранители; господин Хариз побоялся
оскорбить небо и потому предложил персик, что на
языке плодов значит "десять тысяч". Но Даттам был непочтителен к богам и сказал:
- А сколько получат мастера? Господин Хариз удивился:
- Вы же сами заметили, что они больше трудиться не станут. - Я подумаю, - сказал
Даттам.