 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
внезапно стало безвыходным: хотя химические регенераторы воздуха были целы и мы
могли всплывать и погружаться, пока действовали насосы и аккумуляторы, но двигаться
лодка не могла. Искать спасения в шлюпках означало отдать себя в руки врагов,
бессмысленно ожесточенных против великой германской нации, а радио молчало с тех
пор, как перед атакой на "Виктори" мы связывались с подлодкой нашего флота.
С момента аварии до второго июля мы постепенно дрейфовали на юг - без карт, не
встречая судов. Дельфины кружат вокруг У-29; примечательное обстоятельство, если
учесть покрытое нами расстояние. Утром второго июля мы засекли военное судно под
американским флагом, и люди настойчиво требовали нашей сдачи. Наконец лейтенанту
Кленце пришлось застрелить матроса Траута, особенно рьяно подбивавшего остальных на
этот антигерманский акт. На время это усмирило команду, и мы погрузились
незамеченными.
На следующий день с юга налетели плотные стаи птиц, океан разбушевался. Задраив
люки, мы ждали затишья, пока не поняли, что надо либо нырнуть, либо дать себя разбить
волнам. Давление воздуха и напряжение падали, и нам хотелось избежать ненужной траты
наших скудных запасов; однако выбора не было. Мы спустились неглубоко, и когда через
несколько часов море успокоилось, мы решили снова всплыть. Однако здесь возникла
новая неприятность: лодка отказалась всплывать, несмотря на все усилия механиков.
Людей испугало это подводное заточение, и кто-то снова забормотал о костяной фигурке
лейтенанта Кленце, но вид автоматического пистолета их успокоил. Мы все время
старались занять чем-то этих бедолаг, ковырялись в машине, хотя знали, что это
бессмысленно.
Кленце и я обычно спали в разное время; когда спал я, около пяти часов вечера,
четвертого июня начался общий бунт. Шестеро оставшихся свиней, зовущих себя
моряками, считая, что застали нас врасплох, с дикой яростью мстили нам за наш отказ
сдаться янки два дня назад. Рыча, как звери - они ими и были, - они крушили инструменты
и мебель, вопя чушь и проклятия костяному амулету и смуглому мертвецу, что сглазил их
и уплыл. Лейтенант Кленце был словно парализован и бездействовал. Впрочем, чего еще
следовало ожидать от этих мягких женоподобных выходцев с Рейна? Я застрелил всех
шестерых - так было нужно.
Мы выбросили всех через торпедный аппарат и остались в лодке одни. Лейтенант
Кленце нервничал и беспробудно пил. Было решено, что мы постараемся прожить как
можно дольше, пользуясь большим запасом продовольствия и регенераторами воздуха, ни
один из которых не пострадал во время бунта. Наши компасы, глубиномеры и другие
тонкие инструменты были разбиты; отныне мы могли полагаться только на догадки, часы
и календари, а также отсчитывать дрейф по предметам, видимым из рубки и
иллюминаторов. К счастью, у нас еще были запасные батареи на долгий срок для
внутреннего освещения и для прожекторов. Мы часто включали круговое освещение, но
видели только дельфинов, плывущих параллельно нашему курсу. К этим дельфинам я
испытывал научный интерес - ведь обычный Delphinus delphis есть китообразное
млекопитающее, неспособное выжить без воздуха; я же видел одного из них плывущим
около двух часов, не поднимаясь.
По прошествии времени Кленце и я решили, что мы по-прежнему плывем на юг,
погружаясь все глубже и глубже. Мы наблюдали океанскую флору и фауну, читали
книги, взятые мною для редких свободных минут. Однако я не мог не отметить
пониженный интеллектуальный уровень моего партнера. У него не прусский склад
мышления: он подвержен бесполезной игре ума и воображения. Факт нашей грядущей
смерти любопытно подействовал на него: он часто в раскаянии молится за всех мужчин,
женщин и детей, которых отправил на дно, забывая, что благородно все, что служит делу
германской нации. Со временем он стал заметно несдержаннее, часами глядел на
костяную фигурку и плел фантастические истории о забытом и потерянном в море.
Иногда, ради научного любопытства, я наводил его на тему и выслушивал бесконечные