 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
зажмуриться - любая темнота была лучше этого адского света. Что-то делали с его
панцирем, и панцирь как-то вел себя, - Эрик старался не думать о нем и не прикасаться к
нему. Это было что-то большее, чем брезгливость, - что-то такое, чего нельзя преломить в
себе, потому что если преломишь, то сломаешь себя. Что-то делали с его панцирем... Но я
же не хотел! - голоса не было. Я не виноват ни в чем! - крик не шел через горло, охрипшее
от другого крика. Что-то делали с его панцирем... И все-таки однажды он смог открыть
глаза.
Буроватое огромное солнце висело невысоко над горизонтом, и далекие горы были
светлее, чем небо, - как на негативе. Гладь озера застыла. В воздухе растекалось
предчувствие урагана. Эрик сидел на высоком табурете у стойки бара перед пустым
бокалом. Рядом сидели другие - он не видел лиц. Подошел бармен, спросил о чем-то. Эрик
не знал слов, но понял его и кивнул. Бармен поставил перед ним еще один бокал - полный,
с синей соломинкой. Эрик попробовал. Было вкусно и некрепко. На всякий случай Эрик
проверил деньги в кошельке. Кошелек был незнакомый, новый, пахнущий хорошей
кожей. Деньги тоже были новые, хрустящие, совершенно незнакомые. Эрик понимал
только цифры. Числа были маленькие: "1", "2", "5". От таких цифр на деньгах он давно
отвык. Он допил коктейль и расплатился. Откуда-то он знал, что надо отдать бумажку с
цифрой "1" и отмахнуться от сдачи. Стойка бара располагалась под навесом, вокруг, на
тротуаре, стояли столики и стулья, мимо них надо было пройти и спуститься по лестнице.
Лестница вела на пляж. Пляж был уже почти пуст, люди собирали вещи и уходили,
служители в оранжевых комбинезонах снимали тенты и убирали зонты. У причала
несколько ребят, черные, как негры, вытаскивали лодки из воды. "Го, сола! - закричал
один из них. - Харту у ло! ", Эрик знал, что "сола" - это лысый, а "харту" - помоги. Он
подбежал и стал вместе с ними волочь лодки по песку. Потом, когда лодки вытащили и
перевернули, ребята расселись кружком и закурили. Предложили Эрику - просто из
вежливости, они знали, что он не курит, но предлагали на всякий случай: вдруг ты втайне
от нас начал, а мы не ведали и теперь невзначай тебя обидим? Из разговора Эрик кое-что
понимал. Сегодня, оказывается, утонула девочка из деревни. Переходила речку вброд,
течением подхватило и понесло. В озеро вынесло уже мертвую. Представляешь: платье
надулось и держит на воде, а она уже захлебнулась. Двенадцать лет. Бывает же так...
"Туар", - сказал один из парней и хлопнул Эрика по колену. Эрик оглянулся и встал. К
нему шла Элли - он сразу узнал ее, хотя она изменилась. На ней была красная маечка без
рукавов и белые шорты. Она была почему-то совсем не похожа на себя, но Эрик сразу
узнал ее. Ребята загомонили, и она помахала им рукой. Эрик сказал: "Го, стерос! " - и
пошел навстречу Элли. "Го" означало и здравствуй, и прощай - привет, одним словом.
- Ты почему меня не дождался? - спросила Элли. - Я тебя везде ищу. Эрик
непонимающе глядел на нее. Она изменилась. Лицо похудело, поэтому глаза стали еще
больше. Волосы сделались светлее - выгорели на солнце и приобрели пепельный оттенок.
Эрик никогда в жизни не видел волос такого цвета.
- Элли, - сказал он. - Господи, Элли. - Ну, что ты? - сказала она. - Ничего страшного. Я
так и думала, что ты опять куда-нибудь убредешь.
Эрик хотел что-то сказать, но не смог. И - странно - с появлением Элли в нем возник
комок глухого, но сильного недовольства.
- Ну а почему ты не спрашиваешь, как я справилась с заданием, засмеялась Элли. - В
общем, все гораздо лучше, чем казалось. И проще. Статус беженцев нам предоставят, надо
только сесть и написать подробное заявление. Пособие выдали, и знаешь сколько? Две
тысячи крон! Это можно спокойно жить целый год, так как будут еще бесплатные талоны
на питание. И этот человек сказал, что тебе надо пройти медицинское обследование, и
тогда назначат пенсию: семьдесят крон в месяц, а если через год ты не сможешь начать
работать или учиться, то тебе ее продлят. Видишь, как хорошо. И еще из тех денег
осталось почти шестьсот крон. Так что совершенно нечего бояться.
- Я ничего не боюсь, - сказал Эрик - сказал не столько ей, сколько себе, и не столько