 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Что, ремонт? - спросил Март, подходя. - Не совсем, - сказал портье. - Вас это не
коснется. Только первый этаж. Вас же, господа художники, я приглашаю сегодня на
торжественный ужин по случаю приобретения мною городского отеля.
перь мы развернемся... - Морда его сияла.
- Вот и еще один обрел смысл жизни, - усмехнулся Тригас, поднимаясь по лестнице.
- Не богохульствуй, Юхан, - сказал Март. - А почему бы нет? - пожал плечами Тригас. -
Почему бы мне не побогохульствовать?
- Потому что все равно не поможет. Ты пойдешь на этот ужин? - Обязательно пойду.
Искупаться в сливках здешнего общества - нет, такой случай упускать нельзя.
В номере кто-то побывал. Причем этот кто-то очень старался не оставить после себя
следов, но профессиональная память есть профессиональная память, и Март видел, что
коробки с красками стоят чуть-чуть не так, как стояли, и дверца шкафа, остававшаяся
приоткрытой, почти затворена. Он перебрал вещи, документы - ничего не пропало. Тогда
он сел на подоконник и задумался.
Странный сегодня день. Странный сумасшедший дом, где читают стихи и где пациентов
не лечат, и странный доктор Петцер, и очень странный Тригас - очень странный Тригас.
Ну ладно, мутант, с кем не бывает... Но что это за фотографию такую ему мог показать
полицмейстер? Выходит, есть что-то неспокойное в прошлом Тригаса... как, собственно, и
в любом прошлом. Это потом все подравнивается и подгоняется в соответствии с
текущим моментом. Поэтому сейчас мы имеем преуспевающего халтурщика-
монументалиста, свободного художника, не так давно вернувшегося из Киото, где он
изучал японскую живопись в течение семи лет. И в биографии его оставлены только те
нити, которые намотаны на сегодняшнего производства гвоздики с блестящими
шляпками. И нет и не может быть там места каким-то фотографиям, которые не должны
попасть в руки полиции, а вот попали. А может, и не было никакой фотографии и он
просто выдумал все это, чтобы от меня отвязаться? Вряд ли, я бы почувствовал. А если он
говорит правду - он что, мне доверяет? С чего бы это? Наконец, знает он, кто я, или
просто тогда оговорился спьяну? Как мне с ним себя вести? Ни черта не знаю и не
понимаю. И какого дьявола делать у меня обыск? Увижу полицмейстера - так прямо и
спрошу. Или не стоит нарываться?
Звякнул телефон, и голос портье-хозяина произнес: - Господин Траян, все уже
собрались, ждем вас...
- Иду, - сказал Март.
На том конце положили трубку, но в трубке пискнуло не один раз, а два. Март уставился
на телефон. Ну и дела, подумал он. Значит, не только обыск... Ну-ну.
Он сменил рубашку, надел темный галстук, новый, недавно купленный пиджак.
Смокинг бы, подумал он. А еще лучше фрак. Фиолетовый. Или мундир. Говорят,
собираются вводить форму для писателей - с погонами у простых смертных и с эполетами
у великих. Про художников пока не слышно, но тоже, видимо, не за горами...
Тригас решил соответствовать не нормам приличия, а представлениям общественности
о художниках. Он вырядился в пестрое вязаное не-понять-что - пончо не пончо, свитер не
свитер, - холстяные серые брюки и плетенки на босу ногу. Март посмотрел на него, на
могучую волосатую грудь, выпирающую из выреза, на волосатые же пальцы ног и сказал:
- Ты забыл сделать педикюр.
- О! - сказал Тригас. - Это идея! У тебя краски под рукой? Краски оказались под рукой,
и он выкрасил ногти на ногах в покойницкий голубовато-зеленый цвет.
По случаю банкета ресторан был закрыт для посторонних, и у входа швейцар увещевал
недовольных завсегдатаев. Март и Тригас протиснулись через небольшую, но плотную
толпу, назвались и были допущены. Кто-то прошипел вслед: "А голубых пускают... "
Тригас хохотнул.
Общество подобралось самое-самое: господин мэр с супругой, господин секретарь
мэрии, господин судья, господин товарищ прокурора (сам господин прокурор был вызван