 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Посреди комнаты располагался голый круглый стол, выложенный черным деревом и
слоновой костью. Вокруг него стояли семь мягких кресел с прямыми спинками; одно из
них, развернутое к карте и находившееся дальше других от Фафхрда и Мышелова, было
шире прочих и имело более высокую спинку - кресло какого-то главаря, быть может, даже
Кроваса.
Не в силах удержаться. Мышелов вошел было на цыпочках в комнату, однако левая
рука Фафхрда стиснула его плечо не хуже железной рукавицы мингольского латника и
оттащила назад.
Грозно взглянув на приятеля. Северянин сдвинул ему на глаза повязку и указал
костылем вперед, после чего запрыгал хорошо рассчитанными бесшумными скачками.
Разочарованно пожав плечами, Мышелов засеменил следом.
Они еще не отошли от двери, когда из-за спинки самого большого кресла выползла,
словно змея, чернобородая и коротко остриженная голова, которая уставилась своими
глубоко запавшими, но сверкающими глазами в спины приятелям. Длинная, по-змеиному
гибкая рука последовала за головой, змеевидный палец прикоснулся к тонким губам,
призывая к молчанию, а затем поманил две пары людей в черных туниках, стоявших по
обе стороны двери спиной к стене, выходившей в коридор; каждый из стражников сжимал
в одной руке кривой нож, в другой - обшитую темной кожей дубинку, залитую свинцом.
Когда Фафхрд был на полпути к седьмой двери, за которой продолжали раздаваться
мрачные монотонные песнопения, оттуда выскочил тощий юнец с позеленевшим лицом;
узкими ладонями он зажимал рот, словно пытаясь сдержать вопли или рвоту, а
подмышкой у него была зажата метла, в результате чего он немного напоминал чародея,
отправляющегося в полет. Он промчался мимо Фафхрда и Мышелова и скрылся из виду,
его шаги, глухо простучав по ковру и гулко прогремев по лестнице, замерли вдалеке.
Скроив рожу и пожав плечами, Фафхрд взглянул на Мышелова, затем присел, так что
колено его подвязанной ноги коснулось пола, и осторожно выглянул из-за дверного
косяка. Через несколько секунд, не меняя положения, он подозвал к себе Мышелова. Тот
тоже осторожно заглянул за угол.
Перед друзьями предстала комната несколько меньше той, в которой находилась карта;
она освещалась свисающими с потолка лампами, горевшими не желтым, как обычно, а
голубовато-белым светом. На темном мраморном полу виднелся сложнейший узор из
завитков. Темные стены были увешаны астрологическими и антропомантическими
картами, всяческими колдовскими приспособлениями, а также полками, на которых
стояли фарфоровые банки с загадочными надписями, стеклянные флаконы и лежали
прозрачные трубки самых причудливых форде одни были заполнены разноцветными
жидкостями, другие - пустые и блестящие. У стен, где тень была самая глубокая, грудами
валялась всякая поломанная дрянь, словно ее вымели с прохода и забыли; тут и там зияли
большие крысиные норы.
Посреди комнаты стоял ярко освещенный - по сравнению с углами - длинный стол с
массивной столешницей на множестве толстых ножек. У Мышелова промелькнула мысль
сперва о сороконожке, потом - о стойке в "Угре", поскольку крышка стола была
испещрена пятнами от пролитых снадобий и во многих местах прожжена огнем или
кислотой, а может, и тем и другим.
Посреди стола работал перегонный куб. Пламя горелки - на сей раз темно-синее -
вовсю полыхало под пузатой хрустальной ретортой, в которой кипела какая-то вязкая
жидкость, то и дело посверкивающая алмазными искорками. Темный пар, испускаемый
бурлящим зельем, устремлялся через узкое горло реторты в прозрачную шарообразную
головку, окрашивая ее почему-то в ярко-алый цвет, и оттуда черным потоком струился
через узкую трубку в хрустальный резервуар, размерами превосходящий саму реторту, где
извивался и клубился, напоминая не то петли черного живого шнура, не то бесконечную
тонкую змею.
У левого конца стола, сильно сутуля спину, стоял высокий человек в черной мантии с