 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Далеко в долине послышался высокий и чистый звук рога, сзывающего людей на
охоту.
Мышонок вскочил и побежал вниз по косогору, держась следов копыт; он бежал
широко, но пенного скованно, словно пьяный, застегивая на ходу замшелый пояс с мечом.
Черная четвероногая тень промелькнула через испещренную солнечными пятнами
прогалину, подминая невысокие деревца своей мощной грудью и топча их узкими
раздвоенными копытами. Позади слышались звуки рога и хриплые мужские голоса.
Добежав до дальнего края прогалины, кабан обернулся. Он едва держался на ногах,
дыхание со свистом вырывалось у него из ноздрей. Тусклые глазки животного
остановились на выскочившем из леса всаднике. Он повернулся к нему, и по какой-то
причуде освещения шкура его сделалась совсем черной. И тут зверь бросился в атаку. Но
прежде чем его страшные загнутые кверху клыки встретились с живой плотью, копье с
массивным наконечником ударилось ему в лопатку, согнулось, словно лук, и отскочило,
разбрызгивая по траве кровь.
На прогалине появились одетые в зеленое и коричневое егеря одни окружили упавшего
кабана частоколом копий, другие поспешили к всаднику, одетому в богатый желто-
коричневый наряд. Всадник рассмеялся, бросил одному из егерей копье с залитым кровью
наконечником и взял, у другого отделанную серебром кожаную флягу с вином.
На прогалине появился второй всадник, и маленькие желтоватые глазки герцога,
спрятанные под кустистыми бровями, потемнели. Он отхлебнул вина и утер губы
рукавом. Егеря осторожно смыкали стену из копий вокруг кабана, который лежал
неподвижно, чуть приподняв голову над землей, и лишь глазки его бегали из стороны в
сторону, да светло-алая кровь толчками брызгала из лопатки. Стена копий уже готова
была сомкнуться, но тут Джанарл дал знак егерям остановиться.
- Ивриана! - хрипло обратился он к вновь прибывшей. - Тебе дважды предоставлялась
возможность расправиться со зверем, но ты все увиливаешь. Твоя покойница-мать, будь
она проклята, уже успела бы разрезать на мелкие кусочки и отведать сырое кабанье
сердце.
Дочь с несчастным видом уставилась на отца. Одета она была так же, как и егеря, и
сидела в седле по-мужски; на боку у нее болтался меч, в руке было зажато копье, и от
этого она казалась совсем девчонкой, узколицей и тонкорукой.
- Тряпка ты, заячья душонка, влюбленная в колдуна! - продолжал Джанарл. - Твоя
омерзительная мамаша встретила бы кабана, стоя на земле, и смеялась бы, если б его
кровь брызнула ей в лицо. Послушай, этому кабану уже крышка, поранить тебя он не
может. Заколи его копьем, немедленно! Я тебе приказываю!
Разорвав стену из копий, егеря расступились, давая девушке подойти к зверю. Они
хихикали ей прямо в лицо, а герцог лишь одобрительно ухмылялся. Прикусив нижнюю
губу, девушка колебалась; со страхом и восторгом смотрела она на зверя, который, все так
же чуть приподняв голову, уставился на нее. - Всади в него копье! - повторил Джанарл и
поспешно отхлебнул из фляги. - Давай, а не то я отстегаю тебя хлыстом прямо сейчас.
Девушка тронула каблуками бока лошади и, согнувшись и нацелив копье в кабана,
легким галопом поскакала к нему. Однако в последний момент копье вильнуло и угодило
острием в землю. Кабан не шелохнулся. Егеря сипло загоготали.
Джанарл побагровел от гнева и неожиданно схватил дочь за руку. - Твоя окаянная
мамаша перерезала мужчинам глотки глазом не моргнув. Ты немедленно всадишь копье в
эту тварь или попляшешь у меня снова - как прошлой ночью, когда я заставил тебя выдать
заклятие колдуна и сказать, где отыскать его курятник. - Он нагнулся к ней и проговорил
почти шепотом: - Знаешь, котеночек, я давно уже подозреваю, что твоя мать при всей ее
лютости, как и ты, была влюблена в колдуна - правда, ее, наверно, приворожили - и что
ты - отродье этого сгоревшего чародея.