![]() ![]() ![]() вполне любезно проговорила:
- Благодарю вас, сударь, за вашу заботу обо мне - как во сне, так и наяву.
Из недр поднятого воротника толстой шубы раздался ироничный голос подошедшего
Эссединекса:
- Трудная нынче выдалась ночка для шатров. Влана пожала плечами.
Окружив девушку, женская часть труппы забросала ее вопросами; все вместе, тихонько
беседуя, они подошли к актерскому шатру и скрылись в нем. Глядя вслед Влане, Велликс
нахмурился и стал теребить себя за черный ус.
Актеры-мужчины разглядывали то, что осталось от шатра Вланы, и качали головами.
Тепло и дружелюбно Велликс обратился к Фафхрду: - Я уже предлагал вам выпить
бренди, а теперь мне кажется, что оно пошло бы вам на пользу. Еще со вчерашнего утра я
очень хочу побеседовать с вами.
- Прошу меня простить, но стоит мне сейчас сесть, и я не услышу уже ни слова, пусть
даже каждое из них будет отмечено совиной мудростью, а о глотке бренди и говорить не
приходится, - вежливо ответил Фафхрд, прикрывая ладонью зевок, который был
притворным лишь отчасти. - Но все равно благодарю вас.
- По-видимому, так уж мне суждено - приглашать вас в неподходящий момент, - пожав
плечами, заметил Велликс. - Тогда, быть может, в полдень? Или ближе к вечеру?
- Если можно, ближе к вечеру, - ответил Фафхрд и широким шагом направился к
шатрам торговцев. Велликс остался на месте.
Такого удовлетворения Фафхрд не испытывал еще никогда в жизни. Мысль о том, что
уже сегодня вечером он навсегда покинет этот опротивевший снежный мир с его
властными женщинами, теперь заставляла его испытывать к Мерзлому Стану чуть ли не
нежность. Поосторожнее с мыслями! - одернул он себя. То ли из-за ощущения смутной
угрозы, то ли из-за того, что ему страшно хотелось спать, все вокруг сделалось
нереальным, словно он наблюдал какую-то сцену из далекого детства.
Осушив высокую фарфоровую кружку вина, врученную ему друзьями-минголами
Заксом и Эффендритом, он позволил им отвести себя на ложе из блестящих шкур и
мгновенно уснул крепчайшим сном.
После бесконечной и податливой тьмы Фафхрд наконец увидел слабый свет. Он сидел
рядом со своим отцом Нальгроном за обильным пиршественным столом, уставленным
соблазнительно дымящимися яствами и креплеными винами в кувшинах из глины, камня,
серебра, хрусталя и золота. За столом были и другие сотрапезники, но Фафхрд различал
лишь их темные силуэты и слышал наводящий сон гул разговоров, слишком тихих, чтобы
разобрать что-либо, и напоминавших журчание воды, которое время от времени
переходило во взрывы смеха - словно волны прибоя накатывали на галечный берег. А
звяканье ножей и ложек о тарелки походило на стук переворачиваемых волнами
камешков.
Нальгрон был одет в белоснежную шубу с капюшоном из меха белого медведя и
увешан булавками, цепочками, браслетами и кольцами из чистого серебра; серебро
поблескивало и в его волосах, что огорчило Фафхрда. В левой руке Нальгрон держал
серебряный кубок, который время от времени подносил к губам, а правую руку почему-то
прятал под шубой.
Нальгрон говорил о многом, говорил мудро, спокойно, почти нежно. То и дело он
поглядывал на сотрапезников, однако речь его лилась так тихо, что Фафхрд понимал, что
обращается он лишь к нему.
Фафхрд понимал также, что должен внимательно прислушиваться к каждому слову и
стараться запомнить каждое высказывание отца, потому что Нальгрон говорил о
мужестве, чести, рассудительности, о том, что нужно с осторожностью давать и крепко
держать данное слово, прислушиваться к своему сердцу, ставить перед собою высокую,
романтическую цель и неукоснительно стремиться к ее достижению, о честности перед
самим собой, особенно в отношении своих симпатий и антипатий, о том, что надо
|