 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
полумраку. Камни под ногами постепенно становились все более скользкими. И все
сильнее бил в ноздри едкий и отдающий плесенью птичий запах.
Кроме того, чуткие уши Фафхрда улавливали какие-то мягкие непрерывные шорохи.
Он уговаривал себя, что нет ничего удивительного в том, что птицы, быть может, голуби,
гнездятся в заброшенной постройке, однако что-то смутно подсказывало, что верны его
худшие предположения.
Миновав выступающие каменную панель, Фафхрд вступил в верхнее помещение
башни.
В проникавшем через два отверстия в высоком потолке лунном свете слабо
вырисовывались стены с нишами, уходившие далеко влево. Рев Хлала звучал
приглушенно, словно доносился сюда не по воздуху, а сквозь камень. Постепенно
Фафхрд приблизился к полуоткрытой двери.
В ней было прорезано небольшое зарешеченное окошко, словно это была дверь
тюремной камеры. В более широкой части помещения у стены высился алтарь,
украшенный какими-то резными изображениями. А по обе стороны алтаря, на
спускавшихся ступенями уступах, виднелись маленькие черные пятна.
И вдруг Фафхрд услышал пронзительный фальцет: - Человек! Человек! Убить его!
Убить!
Несколько черных пятен снялись со своих мест и, расправив крылья, стали быстро
приближаться к нему.
Поскольку Фафхрд опасался именно чего-то в этом роде, он накинул на обнаженную
голову капюшон и принялся размахивать перед собою кинжалом. Теперь он мог как
следует рассмотреть эти существа: черные птицы с грозными когтями, как две капли воды
похожие на тех, с которыми сражался Кускра, с клекотом набрасывались на него, словно
научившиеся летать бойцовые петухи.
Поначалу Фафхрд решил, что ему легко удастся отбить их атаку, но на деле это
оказалось все равно что сражаться с вихрем теней. Нескольких он вроде бы зацепил, кто
его знает, да это и не было важно. Фафхрд почувствовал, как острые когти вонзились ему
в левую кисть.
Оставалось одно: Фафхрд бросился в приоткрытую дверь, захлопнул ее за собой, и,
заколов птицу, мертвой хваткой вцепившуюся ему в руку, отыскал на ощупь ранки от ее
когтей и принялся высасывать яд, чтобы тот не проник ему в кровь.
Прижавшись спиною к двери, он слышал, как птицы в бессилии хлопают крыльями и
злобно каркают. Убежать отсюда было практически невозможно: внутренняя комнатка и
впрямь представляла собою камеру, освещаемую лишь слабыми отблесками луны,
падавшими сквозь зарешеченное окошко. Фафхрд никак не мог придумать, каким образом
ему добраться до проема в стене и спуститься вниз: когда его руки будут заняты веревкой,
он окажется во власти чудовищных птиц.
Он хотел было криком предупредить Мышелова, но передумал: с такого расстояния
тот вряд ли разберет слова и может оказаться в точно такой же ловушке. В бессильной
ярости Фафхрд пнул ногой убитую птицу.
Но мало-помалу его страх и ярость улеглись. Птиц больше не было слышно, они не
бились о дверь и не цеплялись с клекотом за решетку.
Сквозь оконце Фафхрду хорошо был виден темный алтарь и ступенчатые насесты.
Черные обитатели башни беспрерывно сновали туда и сюда, собирались в кучки,
возбужденно перелетали с места на место. От их вони было трудно дышать.
И тут Фафхрд вновь услышал пронзительный фальцет, причем на этот раз не один:
- Драгоценности! Драгоценности! Яркие! Яркие! - Искрящиеся! Блестящие!
- Вырвать ухо! Выдрать глаз! - Щеку исполосовать! Горло разодрать! На сей раз
сомнений быть не могло: говорили сами птицы. Фафхрд остолбенел. Впрочем, ему и
раньше доводилось слышать, как разговаривают вороны или бранятся попугаи. И здесь
слышалась та же монотонность, та же бессмысленность, те же бранчливые повторы. Ей-