 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
спешили.
Они тут же принялись за расспросы - как в "Серебряном Угре", так и в других местах,
поглощая при этом в больших количествах вино, однако избегая потасовок. Окольными
путями Мышелову удалось узнать, что сказочно богатый, но не принятый в обществе
ростовщик по имени Муулш купил у Царя Востока - тому срочно понадобились наличные
- его знаменитый рубин и собирается подарить камень своей супруге. После этого
Мышелов и Фафхрд, разузнав еще кое-что и сделав кое-какие тайные приготовления,
вышли из "Серебряного Угря" в лунную ночь, неся с собою непонятные предметы,
возбудившие тревогу и подозрения хозяина таверны и ее посетителей.
Никто не отрицал, что предмет, который Фафхрд нес под своим широким плащом,
двигался как живой и имел размеры крупной птицы.
Лунный свет нимало не смягчил резкие очертания каменного дома, принадлежавшего
ростовщику Муулшу. Прямоугольный, трехэтажный, с плоской крышей и узенькими
окошками, он, словно пария, стоял в некотором отдалении от таких же домов торговцев
зерном.
Неподалеку катил свои воды Хлал, сердито пенясь в этой части города, словно локоть,
врезающийся в могучий поток. Над самой водой высилась темная башня - один из
проклятых и заброшенных ланкмарских храмов, который давным-давно был закрыт по
причинам, известным лишь нескольким жрецам и некромантам.
По другую сторону дома чернели здания складов, стоявших впритык друг к другу. Дом
Муулша оставлял впечатление молчаливой мощи, а значит, надежно охраняемых
богатств и секретов.
Однако Серый Мышелов, заглянувший через обычное для ланкмарских домов окно на
крыше в будуар жены Муулша, увидел совершенно другого ростовщика. Известный
своею черствостью процентщик, спасовавший в супружеской перепалке, напоминал
сейчас не то ластящуюся к ногам хозяйки собачонку, не то встревоженную и заботливую
наседку.
- Ты - червяк! Слизень! Жирная, толстая скотина! - напевно чистила Муулша его
стройная и юная жена. - Своей вонючей алчностью ты загубил мне всю жизнь! Ни одной
благородной даме и в голову не придет заговорить со мной. Ни один лорд или даже купец
не осмеливается ухаживать за мной. Меня изгнали из общества. И все потому, что твои
мерзкие пальцы грязны от вечного пересчитывания монет!
- Но Атья, - робко пробормотал супруг, - я думал, у тебя есть друзья, которых ты
навещаешь. Почти каждый день ты пропадаешь на долгие часы и никогда не говоришь
мне, куда идешь.
- Чурбан бесчувственный! - завопила Атья. - Что удивительного в том, что я ускользаю
в какой-нибудь укромный уголок, чтобы поплакать и попытаться найти горькое утешение
в уединении? Тебе никогда не понять моих чувств. И зачем только я вышла за тебя? В
жизни бы этого не сделала, можешь быть уверен, если бы мой бедный отец не оказался на
мели и ты не вынудил бы его отдать меня в жены. Ты купил меня! Только так ты и умеешь
добиваться своего! А когда мой бедный отец умер, у тебя хватило наглости купить и этот
дом - его дом, дом, в котором я родилась. Ты сделал это, чтобы довершить мое унижение.
Тут ведь все вокруг меня знают, и любой может сказать: "Вот идет жена этого скряги-
ростовщика! " - если, конечно, он употребит вежливое слово "жена". Тебе нужно лишь
мучить и унижать меня, чтобы я скатилась до твоего уровня, ниже которого некуда.
Гнусная свинья, вот ты кто!
С этими словами девушка забарабанила золочеными каблучками по сверкающему
паркету. Одетая в желтую шелковую тунику и шальвары, она выглядела хрупкой и очень
хорошенькой. Ее головка с крошечным подбородком и яркими глазами, увенчанная
копною блестящих и гладких черных волос, была необычайно привлекательна. Быстрые
движения оставляли впечатление непрерывного трепетания. В этот миг каждый ее жест
был полон гнева и невыносимого раздражения, однако в них чувствовалась и привычная