 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
вылетела голубоватая молния. Неизвестно, попал он прямо в седобородого или только в
раму; во всяком случае послышался громкий треск, оглушительное блеяние, и первый
чародей тоже исчез.
Надо отдать должное собравшимся у ворот телохранителям и наемным убийцам:
буквально через два удара сердца после столь блистательного отражения чародейских
атак они, понукаемые своими нанимателями (а сводники - своими девками), бросились
вперед, топча раненых и неистово размахивая своим колющим, режущим и оглушающим
оружием. Разумеется, их было не менее пятидесяти против двоих, но и тут от них
потребовалась известная отвага.
Коротышка и верзила, молниеносно встав спина к спине, проворно заработали
оружием, отражая первый натиск и стараясь скорее нанести как можно больше легких
ран, нежели поражать противника наверняка. У верзилы появился в левой ладони топор с
короткой ручкой, обухом которого он для разнообразия легонько прохаживался по
черепам, а коротышка, в дополнение к своему дьявольски колючему мечу, вооружился
длинным ножом, которым действовал так же ловко, как тот лапой.
Поначалу численный перевес нападавших только мешал им, поскольку они путались
друг у друга под ногами, тогда как оборонявшейся парочке более всего угрожало быть
заваленной массой своих раненых недругов, которых толкали в спины товарищи по
оружию. Через какое-то время бой принял более осмысленный характер, и начало
казаться, что верзиле и коротышке придется перейти к более опасным ударам и что даже
это, вероятно, им не поможет. Звон закаленной стали, топот тяжелых башмаков, яростные
рыки, вырывавшиеся из плотно сжатых ртов, и возбужденное верещание девиц слились в
такой невообразимый шум, что стража у ворот стала беспокойно озираться по сторонам.
Но тут надменному Башабеку, который соизволил наконец лично принять участие в
схватке, верзила неуловимым движением топора снес ухо и несколько повредил ключицу,
и к тому же девицы прониклись романтичностью всего происходящего и принялись
подбадривать отбивающуюся парочку, что надломило боевой дух как сводников, так и
головорезов.
Атакующие уже готовы были удариться в паническое бегство, когда внезапно на улице,
ведшей к площади перед заставой, зазвенели шесть труб. Их пронзительные звуки
ударили по изрядно потрепанным нервам нападавших, и те вместе со своими
нанимателями бросились врассыпную, причем сводники не забыли утянуть за собой
предательниц-шлюх, а поверженные наземь молниями и летучими кинжалами
мордовороты кое-как заковыляли следом.
В скором времени площадь опустела, если не считать двух победителей, шеренги
трубачей у начала улицы и стражников за воротами, смотревших в противоположную
сторону, словно ничего и не случилось, а также сотни, если не больше, пар крошечных и
искрасна-черных, как дикая вишня, глазок, которые внимательно наблюдали за
происходящим из-под решеток сточных люков, из дыр в стенах и даже с крыш. Но кто же
берет во внимание или даже просто замечает крыс - тем более в таком древнем и
населенном таким количеством паразитов городе, как Ланкмар?
Гигант и коротышка еще несколько ударов сердца свирепо оглядывались, потом,
переведя дух, оглушительно расхохотались, спрятали в ножны оружие и уставились на
трубачей спокойно, но не без любопытства.
Трубачи расступились по обе стороны улиц, ряд копейщиков за ними повторил тот же
маневр, и вперед вышел почтенный, чисто выбритый, строгого вида человек в черной
тоге, окаймленной узкой серебристой лентой.
Полным достоинства движением он поднял руку и серьезно проговорил: - Я -
гофмейстер Глипкерио Кистомерсеса, ланкмарского сюзерена, и вот эмблема моей власти.
С этими словами он продемонстрировал небольшой серебряный жезл с пятиконечной
бронзовой морской звездой на конце.
Приятели чуть кивнули, словно желая сказать: "Ладно, верим тебе на слово".