 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Адепт резко крутанулся на каблуках и воскликнул:
- Глупцы! Неужто у вас нет внутреннего зрения, чтобы любоваться чудесами тьмы, нет
ощущения величия ужаса, нет тяги к странствиям, по сравнению с которыми любые
приключения обращаются в ничто, неужто у вас ничего этого нет, и поэтому вы
уничтожили мое величайшее чудо, моего любимейшего оракула? Я позволил вам прийти
сюда, во Мглу, надеясь, что могучая музыка и роскошные покои замка заставят вас
склониться к моему мнению, - и вот награда! Завистливые, невежественные силы
окружили меня, и вы теперь - моя великая рухнувшая надежда. Когда я выходил из
Затерянного Города, мне были посланы зловещие предзнаменования. Идиотское белое
сияние Ормузда слегка нарушило черноту небес. Ветер донес до меня старческое
кудахтанье древних богов. Где-то вдалеке послышался гомон, будто гончая свора и вместе
с ней этот олух Нингобль, неумеха и недоумок, взяли мой след. У меня был в запасе
амулет, который мог бы им помешать, но, чтобы его нести, мне нужен был старик. А
теперь они смыкают свой круг, дабы убить меня. Но во мне еще осталась сила, у меня еще
остались союзники. Хотя я и обречен, есть еще те, кто связан со мной такими узами, что
поднимутся по первому моему зову. Конца вы не увидите, даже если он и наступит. -
Зычным и жутким голосом адепт вдруг возопил: - Отец! Отец!
Еще под сводами залы не замерло эхо, как Фафхрд бросился на адепта, размахивая
своим громадным мечом.
Мышелов хотел было последовать его примеру, однако, стряхнув с себя Ахуру,
сообразил наконец, куда та столь настойчиво показывает.
Это был вырез в замковом камне громадной арки.
Не раздумывая, Мышелов сорвал с плеча веревку и, пробежав по зале, бросил крюк в
вырез.
Крюк зацепился с первого броска. Мышелов, быстро перебирая руками, полез вверх.
За спиной он слышал отчаянный звон мечей, а также и другой звук - более отдаленный и
мощный.
Схватившись рукой за край выреза, он подтянулся, всунул внутрь голову и плечи,
потом закрепился, опершись на локоть и бедро. Через миг он свободной рукой выхватил
из ножен кинжал.
Внутри вырез был выдолблен в виде чаши. Она была наполнена отвратительной
зеленой жидкостью и выложена сверкающими самоцветами. На дне чаши, под слоем
жидкости, лежало несколько предметов - три прямоугольных, а остальные - неправильной
округлой формы и ритмично пульсирующие.
Мышелов поднял кинжал, но... не ударил, не смог ударить. Слишком велик был гнет
всего, что нужно было осознать и вспомнить: слова Ахуры о ритуальных браках в семье ее
матери; ее подозрение, что, несмотря на то что они с Анрой родились вместе, отцы у них
были разные; смерть ее отца-грека (теперь Мышелов догадался, от чьих рук тот погиб);
странную окаменелость, подмеченную в теле Анры рабом-целителем; операцию, которую
ему сделали; почему он не умер от удара в сердце; почему его череп раскололся так легко
и с таким гулким звуком; почему никогда не было заметно, как он дышит; древние
легенды о чародеях, которые сделали себя неуязвимыми, спрятав собственное сердце; и
прежде всего ощущавшееся всеми глубокое сродство между Анрой и этим наполовину
живым замком и черным обтесанным монолитом в Затерянном Городе...
Мышелов увидел, как Анра Девадорис, плюнув на клинок Фафхрда, подбирается к
Северянину все ближе и ближе, а тот отчаянно отбивает кинжалом удары его тонкого
меча.
Словно пригвожденный к месту каким-то кошмаром, Мышелов беспомощно слушал
ставший оглушительным звон мечей, который начал тонуть в другом звуке - чудовищной
каменной поступи, которая, казалось, преследовала их все время, пока они взбирались на
гору, как идущее вдогонку землетрясение...
Замок Туманной Мглы задрожал, а Мышелов все никак не мог ударить... И тут,