 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
горячностью: два матроса мгновенно схватили его за лодыжки и с сугубым рвением
потащили из развороченной каюты на палубу так, что голова его только подпрыгивала.
Правда, ударов он не ощущал, а только слышал.
На западе небо было сплошь усеяно звездами, на востоке над пеленой тумана висела
редкая дымка, сквозь которую светил месяц, похожий на призрачную, неправильной
формы лампу. Ветер немного утих, и "Каракатица" плавно скользила по волнам.
Один из матросов прислонил Мышелова к грот-мачте, лицом к корме. Другой
принялся опутывать его веревкой. Когда Мышелов был привязан к мачте в положении
смирно, он почувствовал, что в горле у него защекотало, а язык начинает оживать, однако
решил пока молчать. Слинур был в таком настроении, что мог повелеть вставить ему в рот
кляп.
Вскоре Мышелова ждало новое развлечение: он наблюдал, как четверо матросов
вытаскивают из каюты Фафхрда и привязывают его к поручням левого борта -
горизонтально, головой к корме. Зрелище было довольно комичным, тем более что
Северянин не переставал при этом храпеть.
Матросы начали понемногу собираться на палубе; некоторые были бледны и
молчаливы, однако большинство переговаривались вполголоса. Копья и абордажные
сабли придали им смелости. Кое у кого в руках были сети и острозубые рогатины. С
большим мясницким ножом явился кок и принялся поигрывать им перед носом у
Мышелова:
- Ну что, чуть не помер от восхищения перед моим снотворным мясом? Между тем
Мышелов обнаружил, что уже может шевелить пальцами. Никому не пришло в голову
обезоружить его, однако Кошачий Коготь висел, к сожалению, слишком высоко на левом
боку, и Мышелов не мог не только вытащить его из ножен, но даже прикоснуться к нему.
Перебирая пальцами подол своей туники, он вдруг нащупал сквозь материю небольшой
предмет круглой формы, который был с одного края тоньше, чем с другого. Зажав через
ткань его толстый край, он принялся царапать острым ребром тунику изнутри.
Слинур вместе с офицерами вышел из каюты и тихонько начал отдавать приказания
матросам, немного отступившим к корме. До Мышелова донеслось:
- Кто обнаружит Хисвет или ее служанку, пусть убьет их не раздумывая. Это не
женщины, а оборотни, если не хуже. - Что еще говорил шкипер, Мышелов не разобрал,
лишь услышал последнее распоряжение: - Каждая группа пусть стоит прямо под люком,
через который войдет. Как только услышите боцманскую дудку - вперед!
Последнее слово не произвело должного эффекта: послышался тоненький звон тетивы,
и профос, вскрикнув, схватился за глаз. Матросы засуетились и принялись тыкать саблями
в маленькое белое пятнышко, бросившееся от них наутек. На какой-то миг на поручне
правого борта появилась белая крыса с арбалетом в передних лапках, которая четким
силуэтом вырисовывалась на фоне пронизанного лунным светом тумана. Но тут зазвенела
тетива, стрела, выпущенная звездочетом из арбалета, угодила - быть может, случайно -
прямо в крысу, и та свалилась за борт.
- Ребята, это была белая! - вскричал Слинур. - Хороший знак! Вскоре суета утихла,
когда выяснилось, что профос ранен не в глаз, а рядом, и вооруженные группы разошлись:
одна в каюту, две мимо грот-мачты в сторону носа; на палубе осталась лишь
неукомплектованная партия из четырех человек.
Ткань, которую процарапывал Мышелов, разошлась, он чрезвычайно осторожно
вытащил через дырку железный тик (самую мелкую ланкмарскую монету), заточенный с
одной стороны до остроты бритвы, и принялся потихоньку перерезать им ближайшую
веревку. Он с надеждой взглянул на Фафхрда, но голова Северянина по-прежнему
безвольно свешивалась вниз.
Где-то вдалеке засвистала боцманская дудка; через десяток вздохов свист повторился
уже ближе. Затем послышалось несколько приглушенных возгласов, кто-то дважды
вскрикнул, что-то снизу ударило по палубе, и мимо Мышелова пронесся матрос,