 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
проносились неподвижные части пейзажа: сведенное судорогой белое лицо Фафхрда,
громадная усыпальница, искаженное ненавистью, насмешливое лицо Ахуры, красная
вспышка восходящего солнца, черный и мрачный обтесанный монолит, ряд каменных
солдат, громадные каменные шатры, снова Фафхрд.
Мышелов понял: еще немного - и силы оставят его раз и навсегда. Каждая удачная
контратака давала ему все более короткую передышку, все слабее сбивала скорость
соперника. Голова у него закружилась, в глазах потемнело. Его как будто затянуло в
самую сердцевину водоворота, казалось, что черное облако, излившееся из Ахуры,
окутывает его, словно вампир, отнимает у него дыхание.
Мышелов знал, что у него хватит сил еще лишь на один ответный удар, поэтому
решил направить его в сердце противника.
Он начал готовить последнюю контратаку.
Но он слишком долго мешкал. Ему не удавалось собрать необходимые для решающего
удара силы, развить нужную скорость.
Он увидел, что адепт готовится к молниеносному смертельному удару. Выпад
Мышелова напоминал движение паралитика, который силится приподняться с кровати.
И тут Ахура начала смеяться. Это был жутковатый истерический смех, несколько
глуповатое хихиканье и фырканье, и Мышелов удивился, почему девушка так радуется
его гибели, и, несмотря на все это, в этих звуках слышалось искаженное эхо смеха, каким
смеялись он сам и Фафхрд.
С удивлением Мышелов обнаружил, что иглообразный меч еще его не проткнул:
молниеносное движение Девадориса стало на глазах замедляться, словно ненавистный
смех петлями опутывал адепта, словно каждый его раскат прочной цепью сковывал его
конечности.
Мышелов согнулся над своим мечом и скорее рухнул вперед, чем сделал выпад.
Послышался прерывистый вздох Фафхрда. И тут Мышелов понял, что пытается
вытащить Скальпель из груди адепта и что это почему-то невероятно трудно, хотя в грудь
клинок вошел легко, словно Анра Девадорис внутри был полый. Мышелов дернул еще
раз, и Скальпель, выйдя наружу, выпал из его онемевших пальцев. Колени у Мышелова
задрожали, голова упала на грудь, и все вокруг покрылось мраком.
Мокрый от пота Фафхрд не отрывал глаз от адепта, напряженное тело которого начало
покачиваться, словно каменный столб, этакий стройный собрат монолита у него за
спиной. Губы Анры были растянуты в застывшей улыбке предвидения. Тело
раскачивалось все сильнее, но несколько мгновений, словно жуткий маятник смерти, не
падало. Наконец, похожий на каменный столб, покойник рухнул ничком. Когда его голова
коснулась черной плиты, раздался ужасающий гулкий звук.
Ахура вновь истерически расхохоталась. Бросившись к Мышелову, Фафхрд окликнул
его по имени и принялся трясти осевшее тело. Ответом ему был храп. Словно какой-
нибудь изнуренный солдат фиванской фаланги, задремавший на исходе битвы, опираясь
на копье, Мышелов заснул от полной потери сил. Отыскав серый плащ, Фафхрд завернул
в него Мышелова и уложил на землю.
Ахура судорожно тряслась. Фафхрд посмотрел на распростертого на земле адепта,
похожего на рухнувшую каменную статую. Своей худобой Девадорис напоминал скелет.
Рана, нанесенная Скальпелем, почти не кровоточила, однако лоб адепта раскололся,
словно яичная скорлупа. Фафхрд дотронулся до тела. Кожа была ледяной, мышцы
тверды, как сталь.
Фафхрду приходилось видеть людей, окоченевших сразу после смерти, например,
македонцев, сражавшихся слишком отчаянно и слишком долго. Однако они перед
смертью теряли силы и даже пошатывались. Анра же Девадорис до самого последнего
момента выглядел свежим и уравновешенным, несмотря на то что вызывающий
окоченение яд уже скопился у него в крови. На протяжении всего поединка грудь его едва
вздымалась.