 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
ростовщика Муулша. Скрит-летописец предполагает, что их взаимное охлаждение было
лишь отзвуком невероятной вражды, которую питали в ту пору друг к другу
демонический наставник Мышелова Шильба Безглазоликий и Нингобль Семиокий,
недобрый и многоковарный покровитель Фафхрда.
Однако наиболее правдоподобное объяснение, опровергающее, кстати сказать,
гипотезу относительно ростовщика Муулша, заключается в том, что Ланкмар в ту пору
переживал тяжелые времена, соблазнительные авантюры под руку не подворачивались, и
в жизни обоих героев настал такой час, когда загнанному в угол человеку хочется
совместить даже самые редкие приключения и удовольствия с какой-нибудь разумной
деятельностью, которая обеспечила бы ему материальное благополучие или хотя бы
душевный покой.
Лишь эта теория - что скука и неуверенность в завтрашнем дне, а также различие во
мнениях относительно того, как нужно бороться со столь гнетущими чувствами, лежали в
основе отчужденности друзей, - лишь эта теория может объяснить нелепейшее
предположение, что приятели рассорились из-за произношения имени Фафхрда:
Мышелов якобы с завидным и злонамеренным упорством выговаривал его имя на
упрощенный ланкмарский манер, в результате чего оно звучало как Фафхрд, тогда как сам
носитель имени настаивал на том, что лишь зубодробильное сочетание согласных может
удовлетворить его слух, глаз и варварское чувство порядка вещей. Скучающие и
неуверенные в себе люди часто стреляют из пушек по воробьям.
Несомненно одно: приятели если и не рассорились окончательно, то по крайней мере
сильно охладели друг к другу, и жизненные пути их, хотя оба оставались в Ланкмаре,
разошлись.
Серый Мышелов поступил в подручные к некоему Пульгу, восходящей звезде рэкета
по части второстепенных религиозных культов, некоронованному королю ланкмарского
преступного мира, который облагал данью жрецов всех мелких божков, стремящихся
выйти в боги, угрожая в случае неповиновения всяческими неприятными и даже
скверными последствиями. Если жрец, отказывался платить Пульгу, его чудеса не
срабатывали, численность прихожан и размер пожертвований резко уменьшались, а его
самого неминуемо ждали синяки, а то и переломанные кости.
Появлявшийся в сопровождении нескольких громил Пульга, а также одной-двух
стройных танцовщиц, Мышелов стал неотъемлемой и зловещей принадлежностью улицы
Богов, что тянется от Болотной заставы вплоть до самых дальних доков и цитадели. Он
продолжал ходить во всем сером, носить на голове клобук, а у пояса Кошачий Коготь и
Скальпель, однако ни кинжал, ни тонкий меч не покидали ножен. Зная по собственному
опыту, что угроза, как таковая, гораздо эффективнее ее исполнения, Мышелов ограничил
свою деятельность ведением переговоров и взиманием наличности. Начинал он обычно со
слов: "Меня прислал Пульг - Пульг с буквой "г" на конце". Затем, если человек святой
жизни начинал упорствовать или торговаться слишком уж яростно и возникала
необходимость повергнуть идолов во прах и прервать богослужение, Мышелов давал
громилам знак заняться этими дисциплинарными мерами воздействия, а сам праздно
стоял неподалеку, ведя неторопливую и остроумную беседу с танцовщицами и посасывая
леденцы. Шли месяцы; Мышелов становился все толще, а очередные танцовщицы все
стройнее и на вид покорнее.
Фафхрд же поступил по-иному: сломав о колено свой длинный меч (и жестоко при
этом порезавшись), содрав с одежды остатки украшений (скучные и ничего не стоящие
куски позеленевшего металла), а также обрывки полысевшего меха, он отрекся от крепких
напитков и сопутствующих им радостей (хотя и так уже в течение некоторого времени не
брал в рот ничего, кроме слабого пива, а с женщинами не знался вовсе) и стал
единственным последователем некоего Бвадреса, единственного апостола Иссека
Кувшинного. Фафхрд отрастил бороду, которая стала такой же длины, что и спадавшие
на плечи волосы, отощал, щеки и глаза у него запали, а голос из баса превратился в тенор,