 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
дрожит в ножнах!
В этот миг самое любопытное из щупалец в мгновение ока подползшего совсем близко
тумана потыкалось в двух друзей и радостно обхватило их, словно найдя наконец
долгожданных предводителей, которые сделают этот отряд рабов непобедимым.
И тут высокий и низкорослый кровные братья почувствовали, как их проняло
туманным хмелем, услышали призывный, горько-сладкий напев ненависти, жаркие
посулы жажды крови, беспредельное безумие убийства.
Фафхрд, который этим вечером не брал в рот ни капли и был опьянен лишь
собственным идеализмом и мыслями о благости ночного дозора, искушению не поддался.
Мышелову, в чьей природе в большей степени присутствовали злость и зависть,
пришлось труднее, но и он в конце концов отверг притягательнейшие соблазны тумана -
хотя бы только потому, что ему, грубо говоря, хотелось самому быть источником
собственного зла и он не желал принимать его ни от кого другого, пусть даже как дар от
самого архидемона.
С кошачьим проворством, словно сварливая и высокомерная женщина, которой
неожиданно дали отпор, туман отскочил шагов на десять назад, открыв при этом четырех
убийц, и наставил свои щупальца прямо на Фафхрда и Мышелова.
Вот тут Мышелову пригодилось его доскональное знакомство с практически всеми
представителями преступного мира Ланкмара, равно как и его молниеносная реакция. Он
узнал самого низкорослого из четверки - Джиса с его кинжалами - и понял, что
ближайшая опасность будет исходить именно от него. Не долго думая, Мышелов
выхватил из ножен Кошачий Коготь, хорошенько прицелился и метнул. В тот же миг
Джис, которому тоже было не занимать сообразительности и быстроты, бросил в него
один из кинжалов.
Однако Мышелов, никогда не терявший осмотрительности и всегда бывший начеку, в
момент своего броска отклонил голову, и нож Джиса, чуть чиркнув его по уху, просвистел
мимо.
Безгранично веривший в собственную быстроту, Джис такого движения не сделал, и в
результате миг спустя рукоять Кошачьего Когтя уже торчала у него из правого глаза.
Несколько мгновений он в изумлении таращился в пространство оставшимся глазом,
после чего осел на мостовую и его лицо скорчилось в смертной гримасе.
Крешмар и Скел выхватил свои мечи, Гнарлаг обнажил сразу оба: ни одного из них ни
на миг не привела в замешательство крылатая смерть, впившаяся в мозг их сотоварища.
Фафхрд, как никто умевший вести бой широким фронтом, не взялся по примеру
остальных за меч, а схватил жаровню за одну из раскаленных коротких ножек и швырнул
ее незамысловатое содержимое в физиономии противников.
Благодаря этому маневру Мышелов успел обнажить Скальпель, а Северянин - свой
тяжелый, выкованный в пещере меч. Он с удовольствием выбросил бы жаровню - очень
уж она была горячая, но, увидев, что ему придется биться с Гнарлагом Два Меча, лишь
ловко перекинул ее в левую руку.
И бой закипел. Трое убийц, ошеломленные на секунду горячими угольями, которые,
впрочем, не причинили им вреда, уверенно бросились в атаку, и в воздухе одновременно
сверкнули четыре их клинка.
Правый меч Гнарлага Северянин отбил жаровней, принял удар левого на крестовину
Серого Прутика и тут же вонзил его в горло бандита.
Выпад Фафхрда был настолько мощен, что оба меча Гнарлага, миновав с двух сторон
могучее тело Северянина, так и застыли в сведенных смертельной спазмой руках их
обладателя. Фафхрд, которому теперь более всего докучала невыносимая боль в левой
ладони, отшвырнул жаровню в ближайшее удобное место, которым оказалась голова
Скела, в результате чего быстрый выпад последнего не удался.
Мышелов, который в этот миг проворно отступал от не менее проворных Крешмара и
Скела, поднырнул под клинок Крешмара и снизу вверх всадил Скальпель ему меж ребер