 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
приятели принялись обсуждать вставшую перед ними проблему. Даже Хрисса,
цепляющаяся за скалу рядом с Мышеловом, выглядела подавленной.
Фафхрд тихо сказал:
- Я теперь припоминаю, что кто-то говорил, будто вершину Обелиска опоясывает
выступ. По-моему, отец называл его Короной. Хотел бы я знать... - А разве ты этого не
знаешь? - чуть резковато спросил Мышелов. От напряженной позы руки и ноги Серого
болели еще сильнее, чем прежде.
- О, Мышелов, - сознался Фафхрд, - в юности я никогда не поднимался на Обелиск
Поларис выше, чем на половину пути до нашего вчерашнего лагеря. Я просто бахвалился,
чтобы поднять наш дух.
Ответить на это было нечего, и Мышелову пришлось закрыть рот, хотя губы его
сжались при этом несколько сильнее, чем нужно. Фафхрд, насвистывая какой-то корявый
мотив, осторожно выудил со дна своего мешка небольшой якорь с пятью острыми как
кинжалы лапами и крепко привязал его к длинному концу черной веревки, моток которой
все еще висел у Северянина за спиной. Затем он отвел правую руку как можно дальше от
скалы, раскрутил якорь, все быстрее и быстрее и, наконец, метнул его вверх. Приятели
услышали, как якорь ударился о камень где-то над выступом, однако не зацепившись ни
за трещину, ни за бугорок, тут же соскользнул и упал вниз, пролетев, как показалось
Мышелову, на расстоянии волоска от него.
Фафхрд подтянул к себе якорь - с некоторыми задержками, поскольку тот имел
склонность цепляться за каждую трещинку или выступ, находящиеся внизу, - раскрутил и
метнул орудие снова. И снова, и снова, и снова, и каждый раз безрезультатно. Один раз
якорь остался наверху, но стоило Фафхрду осторожно потянуть за веревку, как он тут же
свалился вниз.
Шестой бросок Фафхрда был первым по-настоящему неудачным. Якорь вообще не
скрылся из вида. Задержавшись в самой высокой точке полета, он на мгновение засверкал.
- Солнечный свет! - радостно прошипел Фафхрд. - Мы почти у вершины. - Это твое
"почти" - просто чудовищная, бессовестная ложь! - ядовито заметил Мышелов, но все же
не смог подавить в голосе жизнерадостную нотку. К тому времени как у Фафхрда не
вышли еще семь бросков, жизнерадостность Мышелова улетучилась. Все тело Мышелова
ужасно болело, руки и ноги начинали неметь от холода, и мозг тоже начал неметь, так что
когда Фафхрд в очередной раз бросил и промахнулся. Мышелов сглупил и проводил
падающий якорь глазами.
В первый раз за сегодняшний день Серый по-настоящему оторвал свой взгляд от скалы
и посмотрел вниз. Холодная Пустошь предстала бледно-голубым пространством,
похожим на небо, - и, казалось, еще более отдаленным - все ее рощицы, холмики и
крохотные озера давно уже превратились в точки и исчезли. Во многих лигах к востоку,
почти на горизонте, в том месте, где кончались тени гор, виднелась бледно-золотая
полоска с зазубренными краями. Посреди полоски был синий разрыв - тень Звездной
пристани, протянувшаяся за край света.
Мышелов, почувствовав головокружение, оторвал взгляд от горизонта и вновь
посмотрел на Обелиск Поларис... и хотя Серый по-прежнему мог видеть гранит, это,
казалось, больше не имело значения - только четыре ненадежных точки опоры на чем-то
вроде бледно-зеленого небытия, и Фафхрд с Хриссой, каким-то образом подвешенные
рядом. Разум Мышелова больше не мог справиться с крутизной Обелиска.
Внутри Мышелова явственно зазвучала потребность броситься вниз, которую ему как-
то удалось преобразовать в сардоническое фырканье, и он услышал свой собственный
голос, произносящий с острым, как кинжал, презрением:
- Прекрати свое дурацкое ужение, Фафхрд! Сейчас я докажу тебе, как ланкмарская
наука о горах разрешит эту ничтожную проблему, которая, тем не менее, не поддалась
всему твоему варварскому раскручиванию и забрасыванию! С этими словами он с
безумной быстротой отстегнул от своего мешка толстый бамбуковый шест или посох и,