 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
похож на меня, дорогой. Затем... - Увидев что-то в лице Мышелова, Хисвет осеклась. - Ты
ведь будешь подчиняться мне во всем, не так ли? - даже не спросила, а резко заявила она.
- Ну... - начал Мышелов.
Серебряная занавеска вздулась до потолка, и в спальню влетела Фрикс в
развевающемся плаще и капюшоне, бесшумно скользя по полу в шелковых туфельках.
- Маски! Скорее! - крикнула она. - Берегитесь! - С этими словами Фрикс поспешно
схватила бледно-фиолетовое покрывало и прикрыла Хисвет в ее фиолетовом платье и
обнаженного Мышелова. - Ваш отец идет сюда с вооруженными стражниками, госпожа!
После этого, мгновенно встав на колени у изголовья со стороны Хисвет и склонив
голову в желтой маске, служанка изобразила полнейшую покорность. Едва белая и
фиолетовая маски заняли свои места, а серебряная занавеска опустилась, как кто-то резко
отдернул ее в сторону. В комнату влетели Хисвин и Скви, оба без масок, за ними три
крысы-копейщика. Несмотря на сидевших в клетках громадных животных, Мышелов
никак не мог отделаться от впечатления, будто все крысы были ростом футов пять, а то и
выше.
Хисвин оглядел спальню, и лицо его побагровело. - Чудовище! - возопил он,
обращаясь к Хисвет. - Бесстыдный разврат! Распутничать с моим коллегой!
- Не нужно истерик, папочка, - проговорила Хисвет и лаконично шепнула Мышелову: -
Убей его сейчас. Со Скви и остальными я улажу.
Шаря рукой под покрывалом в поисках Скальпеля и повернув в сторону Хисвина свою
белую маску, украшенную бриллиантами, Мышелов мягко проговорил:
- Ушпокойшя, шоветник. Ражве моя вина в том, что твоя божештвенная дочь, Хишвин,
выбрала меня иж вшех крыш и людей? Или это ее вина? Любовь не жнает правил.
- Ты поплатишься за это своей головой, Григ, - проскрежетал Хисвин, приближаясь к
постели.
- Папочка, ты стал пуританином и маразматиком, - строго, почти чопорно проговорила
Хисвет, - раз не можешь подавить старческого раздражения в ночь твоей великой битвы.
С тобой все ясно. Твое место в Совете должна занять я. Не правда ли, Скви? Папочка, я
полагаю, что ты страшно ревнуешь к Григу, потому что хотел бы сам оказаться на его
месте.
- О пакостница, которая была моей дочерью! - возопил Хисвин и, с юношеским
проворством выхватив из-за пояса стилет, нанес удар, метя Хисвет в шею, между
фиолетовой маской и покрывалом, но Фрикс, бросившись, не вставая с колен, вперед,
подставила левую ладонь, словно отбивала ею мяч.
Острый, как игла, кинжал, вонзившись ей в руку по самую узкую рукоять, вырвался из
пальцев Хисвина.
Стоя на одном колене и вытянув левую ладонь, из которой торчал стилет и капала
кровь, Фрикс повернулась к Хисвину и, сделав другой изящный жест, сказала ясным и
обезоруживающим тоном:
- Ради всех нас, умерь свой гнев, о дорогой отец моей дорогой госпожи. Чтобы все это
уладить, нужен спокойный рассудок. Вы не должны ссориться в эту ночь из ночей.
Хисвин побледнел и попятился, явно устрашенный сверхъестественным
самообладанием Фрикс, от которого и впрямь легко могло бросить в дрожь не только
человека, но даже крысу.
Ладонь Мышелова тем временем сомкнулась на рукоятке Скальпеля. Он приготовился
выскочить из постели и броситься назад в покои Грига, прихватив по пути сверток с
одеждой. В какой-то момент в течение последних двадцати или около того ударов сердца
его великая и бессмертная любовь к Хисвет тихонько приказала долго жить и уже
начинала пованивать.
Но в этот миг фиолетовые шторы резко раздвинулись, и из двери, выбранной
Мышеловом в качестве пути отступления, выскочил, размахивая мечом и кинжалом,
Грист в своем златотканом черном наряде. За ним следовали три крысы-стражника в