 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
сестра члена ЦК. А на верхних нарах -дочка посла. И все ко мне пристают с любовью А я
ведь человек, не машина! Но там же и проститутки сидели. Те уж не церемонились.
Бывало, поймают целой шайкой в лесу одного мужика -- и изнасилуют. Иногда аж до
смерти замучают, -- И он со всеми подробностями рассказывал, как это делается.
Все мужчины, естественно, сочувствовали бедному Оста-пу. А французкая Лиза
подтрунивала:
-- Остапка, а я слышала, что в женские лагеря сажают только специальных мужчин.
-- Брехня на постном масле, -- ворчал Остап. -- Говорят, есть такие мужчины, --
усмехалась Лиза, -- что если его посадить в мужской лагерь, так это будет ему не
наказание, а сплошное блаженство. Потому их и садят в женский лагерь!
-- Вот французская дура! - огрызался Остап. -- Это у вас во Франции так. Кроме того, я
сидел не только в этом лагере, а во многих лагерях.
Так или иначе, после женских лагерей Остапа стал преследовать страх. От этого страха
всю войну, чтобы не попасть на фронт, Остап жил по фальшивым документам,
симулировал туберкулез и прятался по подвалам у добрых людей. Но так как все
мужчины были на фронте, то Остап, по его рассказам, опять оказался в плену у баб. А от
подвальной жизни он действительно получил туберкулез, который он сначала только
симулировал.
После войны Остап купил себе новые документы. Документы эти были ворованные, и
принадлежали они какому-то инженер-полковнику, командированному на демонтаж
побежденной Германии. Так Остап Оглоедов стал полковником.
После войны в Германию вместе с настоящими демонтажниками, как стаи перелетных
птиц, устремились стаи предприимчивого жулья. Так и полковник Оглоедов ехал в
Германию, примостившись, как воробышек, на крыше вагона.
Зато в Москву Остап вернулся, как падишах: с кучей денег и вязанкой золотых часов,
которые он демонтировал у немцев. А в чемодане, как символ красивой жизни, он вез
черный фрак. Однако вскоре московское жулье демонтировало Остапа, как последнего
фрайера, да так основательно,
что от красивой жизни остался только никому не нужный фрак. После этого Остап так
разочаровался в жизни, что выправил свои настоящие документы и решил заняться
честным трудом.
Хотя лагеря, в которых Остап получал свое высшее образование, и назывались
исправительно-трудовыми, но Остапа они не исправили и к труду не приучили. Зато от
постоянного контакта с жульем он научился врать и изворачиваться так артистически, что
это придавало ему даже некоторый шарм. Потому в конце концов он и приземлился на
радио "Свобода" в качестве литературного негра.
Своей внешностью Остап немножко напоминал пещерного человека, помесь
питекантропа с неандертальцем. Чтобы скрыть свой угловатый череп, он отпустил себе
буйную грязно-рыжую гриву, которая должна была устрашать врагов и придавать ему
творческий вид. Низкий лоб Остапа бороздили бутафорские морщины, которые он
мастерски пускал в ход, когда требовалось создать впечатление творческого процесса. А
из-под взъерошенной гривы, как замаскированные радарные установки, торчали
настороженные уши.
Руки у Остапа были длинные и грязные, как лагерная землечерпалка. Хотя ногти он
регулярно обгрызал, но и там тоже был чернозем. Свою антипатию к воде и мылу Остап
объяснял тем, что в детстве он чуть не утонул, купаясь в корыте, и с тех пор страдает
водобоязнью. Потому он на работе постоянно чесался, как гориллоид в клетке.
Под гривой у льва бьется львиное сердце. В груди гориллы бьется горилье сердце. А
вот у Остапа Оглоедова под львиной гривой и в теле гориллы рядом с душой канарейки
билось заячье сердце. Самым сильным побуждающим моментом в жизни Остапа был
всепобеждающий страх. Если он кому-нибудь услуживал, то обычно от страха. Если
кому-нибудь делал пакости, то чаще всего тоже от страха. Охваченный храбростью