 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Истоком и Концом.
Нет ни истока, ни конца, и все существует лишь в Центре Времен Подобно тому как
все звезды разом могут отразиться в одной лишь капле дождя, падающего с небес в ночи,
так и капля эта тоже отражается сразу во всех звездах мира. Не существует ни тьмы, ни
смерти, ибо все сущее -- лишь в великом Миге Ясновидения, и концы и начала едины.
Един Центр Всех Времен, как един миг Ясного Видения, как един закон и вечный свет
Так загляни же теперь в Глаз Меше!
Глава 13. НА ФЕРМЕ
Обеспокоенный внезапным появлением Эстравена, его осведомленностью и яростной
настойчивостью его предостережений, я остановил такси и помчался прямо к Комменсалу
Обслу, намереваясь спросить, откуда Эстравену известно столь многое и почему он
внезапно возник передо мной буквально из пустоты, пытаясь заставить меня сделать
именно то, что еще вчера сам Обсл советовал мне ни в коем случае не делать. Комменсала
дома не оказалось; привратник не знал, где он и когда вернется. Тогда я поехал к Иегею,
но с тем же результатом. Шел сильный снег; это был самый мощный снегопад за всю
осень; шофер отказался везти меня дальше, поскольку резина у него на колесах была
нешипованная, и отвез к Шусгису. В тот вечер мне также не удалось и по телефону
связаться ни с Обслом, ни с Иегеем, ни со Слозом.
За обедом Шусгис объяснил мне: идет праздник Йомеш; на торжественной церемонии
ожидается присутствие Святых, а также высокопоставленных лиц и администрации
Комменсалии. Он также объяснил мне поведение Эстравена, и, надо сказать, довольно-
таки злобно: как поведение человека, некогда могущественного, но утратившего власть,
который хватается за любую возможность повлиять на кого-то или на что-то, но
поступает все более и более неразумно, со все возрастающим отчаянием, ибо сознает, что
неизбежно погружается в бессильную безвестность. Я согласился; это, пожалуй,
соответствовало возбужденному, почти отчаянному поведению Эстравена. Однако по-
прежнему не мог избавиться от беспокойства, странным образом охватившего и меня
после той встречи. В течение всей долгой и обильной трапезы я чувствовал какую-то
смутную тревогу. Шусгис говорил не умолкая, обращаясь не только ко мне, но и к своим
многочисленным помощникам и лизоблюдам, которые каждый вечер садились с ним
вместе за стол; я никогда еще не видел его столь велеречивым и оживленным. Когда обед
наконец закончился, было уже достаточно поздно, чтобы снова куда-то ехать. К тому же,
как сказал Шусгис, торжественная церемония еще продолжается и окончится далеко за
полночь, так что все Комменсалы все равно будут заняты. Я решил отказаться от ужина и
пораньше лег спать. Где-то среди ночи, когда до рассвета было еще далеко, меня
разбудили какие-то неизвестные мне люди и сообщили, что я арестован; после чего меня
под стражей препроводили в тюрьму Кундершаден.
Кундершаден -- очень старое, одно из немногих древних строений, еще сохранившихся
в Мишнори. Я часто обращал на него внимание, когда бродил по городу: это длинное
мрачное и даже какое-то зловещее здание со множеством башен весьма отличалось от
светлых каменных кубов и прочих геометрически правильных форм, свойственных
архитектуре периода Комменсалии. Здание полностью соответствует своему назначению
и названию. Это настоящая
тюрьма. Не просто название, за которым скрывается что-то иное, не
метафора, это тюрьма как явление жизни, полностью соответствующая значению этого
слова.
Тюремщики -- грубые коренастые люди -- протащили меня по коридорам и на какое-то
время оставили одного в маленькой комнате, очень грязной и очень ярко освещенной.
Почти сразу же в комнатку ввалилась новая толпа стражников, во главе которых шел
человек с тонкими чертами лица и весьма важным видом. Он выставил их всех за дверь,
оставив в комнате лишь двоих. Я спросил, нельзя ли передать записку Комменсалу