![]() ![]() ![]() совершенно голыми, по дороге люди дали им какие-то одеяла, чтобы прикрыть наготу.
Своего у них не было ничего. Но самое ценное из их имущества, оставшегося неизвестно
где, -- это, разумеется, документы. В Оргорейне лучше остаться совсем голым, чем
лишиться документов.
Все сидели порознь в обширном, пыльном, слепяще темном помещении. Порой кто-то
шептал два-три слова ближайшему соседу, и снова все смолкало. В этой оргорейнской
темнице не было и намека на то чувство солидарности, какое бывает обычно у всех
заключенных. Никто ни разу не пожаловался.
Слева от себя я услышал шепот:
-- Я видел его на улице, возле моей двери. Ему оторвало голову. -- Да, они пользуются
старинными винтовками, что стреляют кусочками свинца. Как бандиты!
-- Тиена говорит, что они не из самого Пасерера, а из княжества Оворд и что их
привезли к реке на вездеходе.
-- Но ведь между Овордом и Сиувенсином нет вражды ( Они ничего не понимали; они
ни на что не жаловались. Они не протестовали, когда соотечественники заперли их в
подвале после того, как их дома были сожжены, а их самих выстрелы бандитов погнали
прочь. Они даже не пытались понять причину происшедшего. Вскоре тихий говор --
отдельные редкие фразы на гнусавом языке Орготы, по сравнению с которым кархайдские
слова звучали как камешки, падающие в пустой котел, -- совсем умолк. Люди уснули в
темноте и тишине. Какой-то ребенок немножко поскулил, и ему отвечало гулкое
подвальное эхо.
Вдруг дверь широко распахнулась, и за ней оказался ясный день; солнечные лучи
ножами ударили мне в глаза, яркие, пугающие. Я, спотыкаясь, вышел наружу и
машинально следовал за остальными, пока не услышал собственное имя. Я не сразу узнал
его, хотя бы потому, что в Оргорейне звук "л" произносят. Кто-то повторял его снова и
снова; наверное, с тех пор, как открыли дверь.
-- Пожалуйста, пройдите сюда, господин Аи, -- торопливо проговорил некто в красном,
и я сразу перестал быть жалким беженцем. Меня отсекли от тех безымянных, вместе с
которыми я брел в поисках спасения по темной дороге, вместе с которыми, утратив
документы и перестав, таким образом, быть личностью, я всю ночь просидел в темном
подвале Теперь я вновь обрел свое имя, меня узнали и признали человеком, я снова
существовал как личность Что ж, существенное облегчение Я с радостью последовал за
незнакомым мне человеком.
Служащие местного Управления Фермами Комменсалии были возбуждены и
расстроены; они всячески старались проявить заботу и даже извинились за неудобства,
причиненные прошлой ночью "Ах, напрасно, напрасно вчера вы решили заночевать в
Сиувенсине! -- все сокрушался какой-то толстый Инспектор. -- Ах, если бы вы сразу
прибыли в Оргорейн, как все! " Они не понимали, кто я такой и почему мне следует
оказывать особое внимание; их неосведомленность на этот счет была совершенно
очевидной, однако и это мне было безразлично. Господина зовут Дженли Аи, он --
Посланник, с ним следует обращаться с должным почтением. Что они и делали. Так что к
полудню я уже ехал в автомобиле по дороге в Мишнори; автомобиль был предоставлен в
мое распоряжение Управлением Фермами Комменсалии Восточного Хомсвашома,
восьмой Округ. Я получил новый паспорт и бесплатный пропуск во все Дома для
Приезжих, находящиеся на пути моего следования, а также переданное по телеграфу
приглашение прибыть в резиденцию Комиссара путей сообщения и портов первого
Округа Комменсалии господина Утха Шусгиса.
Радиоприемник в моем маленьком автомобиле включался вместе с двигателем и
работал непрерывно, так что весь день, пока я ехал через бескрайние, богатые ручьями и
засаженные пшеницей поля Восточного Оргорейна (ограды там отсутствуют, поскольку
нет никаких стадных животных), радио не умолкало. Меня проинформировали о погоде,
об урожае, о состоянии дорог; меня предупредили, чтобы я осторожнее вел машину; мне
|