 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
пурга, порывистый восточный ветер швырял нам в лицо пригоршни колючего снега. Уже
буквально минуты через две Эстравен стал совершенно неразличим за стеной пурги. Я на
секунду отвернулся, чтобы перевести дыхание и очистить лицо от ослепляющей,
удушающей пелены, а когда обернулся снова, то Эстравен исчез. Исчезли и сани. Рядом
со мной не было никого и ничего. Я обшарил все вокруг руками. Я кричал и за воем пурги
не слышал собственного голоса. Я был глух и одинок в этом мире, до краев заполненном
мелькающими извивающимися сероватыми струями, полосами падающего снега.
Отчаяние охватило меня, и я начал было ощупью пробираться вперед, мысленно взывая:
Терем!
И он, стоя на коленях буквально у меня под носом, откликнулся: -- А ну-ка помоги
мне поставить палатку.
Я помог и ни словом не обмолвился об этой минуте панического ужаса. Не было
необходимости: он знал.
Эта очередная пурга длилась два дня; и в общей сложности мы потеряли целых пять
дней; разумеется, потеряем и еще. Ниммер и Аннер -- месяцы великих снежных бурь.
-- Уж больно деликатно мы еду стали резать, -- заметил я как-то, отрезая нашу
очередную порцию гиши-миши и собираясь размочить ее в горячей воде.
Он посмотрел на меня. Его решительное широкое лицо сильно осунулось, щеки
глубоко провалились под высокими скулами, глаза запали, скорбные складки окружали
рот, губы потрескались. Интересно, какой же видок у меня, если даже он так паршиво
выглядит. Как бы отвечая моим мыслям, Эстравен улыбнулся:
-- Если повезет, мы дойдем; но может и не повезти. То же самое он говорил и в самом
начале пути. Со свойственным мне ощущением, что это наша последняя и весьма
отчаянная ставка, я недостаточно реалистично мыслил тогда, чтобы ему поверить. Даже и
теперь я думал: ну разумеется, нам повезет, и мы дойдем, раз уж мы потратили столько
сил (
Но Леднику было все равно, сколько сил мы потратили. Ему было на это наплевать.
Каждый должен знать свое место.
-- В какую сторону поворачивается твое колесо фортуны, Терем? -спросил я наконец.
Он не улыбнулся. И не ответил. Только, помолчав немного, сказал: -- Я все думаю,
как они там, внизу. Там, внизу для нас теперь означало "на юге", в том мире, что лежит
ниже этого ледникового плато, там, где есть земля, люди, дороги, города -- все то, что
теперь стало трудно даже вообразить, что казалось почти нереальным.
-- Знаешь, а я ведь послал королю весточку насчет тебя. В тот самый день, когда
покинул Мишнори. Я сообщил ему то, что узнал от Шусгиса: что тебя собираются сослать
на Добровольческую Ферму Пулефен. В те времена я еще недостаточно четко представлял
себе собственные намерения, скорее повиновался некоему импульсу. С тех пор я не раз
уже обдумывал природу этого импульса. Может случиться примерно следующее: король
может усмотреть для себя возможность повысить свой престиж, рискнув шифгретором.
Тайб станет отговаривать его, но Аргавену к этому времени Тайб уже несколько
поднадоест, и, вполне возможно, он просто проигнорирует его советы. Он начнет
расследование и спросит: где находится сейчас Посланник, гость государства Кархайд? В
Мишнори, разумеется, солгут: он умер от лихорадки хорм еще осенью. Ах, нам очень
жаль! Тогда король спросит: почему же в таком случае у меня иная информация,
полученная от нашего Посольства в Оргорейне? Мне известно, что Посланник находится
на Ферме Пулефен. -- Но его там нет, можете убедиться сами. -- Нет-нет, конечно же, мы
верим слову Комменсалов Оргорейна... Но через несколько недель после подобного
обмена любезностями сам Посланник объявляется в Северном Кархайде. Ему удалось
бежать с Фермы
Пулефен. В Мишнори всеобщий испуг, а Эренранге -- возмущение. Позор Комменсалам,
павшим так низко и пойманным на лжи! Для короля Аргавена ты станешь подлинным
сокровищем, родным братом, некогда утраченным и обретенным вновь. Правда,