 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
хотя за те недели, что мы шли по Вечным Льдам, он редко писал много, чаще только
записывал дневную температуру и пройденный километраж. Среди этих записей порой
встречаются отдельные, обрывочные его мысли, отрывки наших бесед, но ни слова о том
молчаливом диалоге, что постоянно продолжался меж нами в течение всего первого
месяца на Леднике, пока у нас еще хватало сил беседовать после ужина, а также когда нам
пришлось провести несколько дней в палатке из-за сильной пурги. Я, например, рассказал
ему, что мне не запрещается -- однако и не поощряется -- прибегать к телепатии на чужой
планете, не вступившей в Лигу Миров, и попросил его пока сохранить в тайне то, что он
узнал от меня, по крайней мере до тех пор, пока я не смогу обсудить свой поступок с
коллегами на корабле. Он согласился и слово свое сдержал. И ни разу не произнес вслух и
не записал ни слова из того, что касалось наших с ним телепатических бесед.
Искусство телепатического общения -- вот то единственное, что я мог подарить
Эстравену от имени всей экуменической цивилизации, от имени той чуждой ему жизни,
которая так его интересовала Нарушая Закон Культурного Эмбарго, я отнюдь не
стремился заслужить благодарность. Или вернуть Эстравену долг. Такие долги навсегда
неоплатны. Просто мы с ним достигли той стадии отношений, когда друг с другом делятся
всем, чем можно или стоит поделиться.
Я даже думаю, что в итоге окажется возможной и супружеская любовь между
гетенианцем-андрогином и нормальным (по хайнским меркам) однополым
гуманоидом, хотя подобный союз, безусловно, будет бесплодным. Это, разумеется, еще
нужно доказать; Эстравен и я не доказали ровным счетом ничего, если не считать области
возвышенных чувств. Наиболее сложной в плане наших с ним сексуальных отношений
была ночь где-то в самом начале пути -вторая ночь, проведенная на ледовом плато. Мы
тогда весь день преодолевали торосы, без конца возвращались буквально по собственному
следу, стараясь обойти глубокие трещины Это была ужасная местность к востоку от
Огненных Холмов Мы совершенно вымотались, но не падали духом, надеясь, что вскоре
перед нами откроется ровная поверхность плато.
Но после ужина Эстравен вдруг стал каким-то неразговорчивым и довольно скоро
совсем умолк В конце концов я, почувствовав его явное нежелание продолжать беседу,
спросил:
-- Харт, я снова что-нибудь не так сказал? Снова обидел тебя? Пожалуйста, скажи, в
чем дело? Он молчал.
-- Ох, видно, я как-то задел твой шифгретор. Прости. Я никак не могу все это усвоить
Да я, если честно сказать, по-настоящему никогда и не понимал значения этого слова.
-- Шифгретор? Оно происходит от старинного слова, примерно значившего "тень".
Некоторое время мы оба молчали, а потом он посмотрел на меня прямо и нежно. Лицо
его в красноватом свете печки казалось столь же мягким, ранимым и далеким, каким
бывает порой лицо женщины, когда она вдруг глянет на тебя, оторвавшись от
собственных мыслей, и промолчит.
И тогда я снова увидел, и очень отчетливо, то, что всегда боялся в нем увидеть,
притворяясь, что просто не замечаю этого: он был в той же степени женщиной, что и
мужчиной. Всякая необходимость объяснять причину моего внезапного страха
улетучилась вместе с самим страхом; мне осталось в конце концов просто принимать его
таким, каким он был. Раньше я как-то открещивался от этого, отказывая ему в праве на
собственную неповторимость Он тогда был совершенно прав, когда сказал, что был
единственным человеком на всей планете Гетен, который всегда верил мне, и
единственным, которому я сам никогда не доверял. Потому что он был единственным
здесь, кто полностью принял меня, кто лично испытывал симпатию ко мне, кому я был
интересен как личность, кто лично был ко мне расположен. И до конца верен А потому
требовал и от меня аналогичного признания и одобрения А я тогда никак не хотел
признавать его. Я этого боялся. Я тогда совсем не желал отдавать свою веру, свою дружбу
мужчине, который одновременно был женщиной. Или женщине, которая одновременно