 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
-- Нусутх. -- Он встал, все еще что-то жуя, надел свой хайэб, плащ, теплые башмаки и,
словно выдра, скользнул наружу, в щель самоуплотняющейся войлочной двери. Потом
снова просунул голову внутрь: -- Я, может быть, вернусь довольно поздно или даже
завтра. Вы тут продержитесь без меня?
-- Конечно.
-- Хорошо.
И исчез. Я никогда не встречал человека, который бы столь полно и мгновенно умел
перестраиваться в изменившихся условиях, как Эстравен. Я поправлялся и почти готов
был двинуться в путь; он же как раз вышел из состояния танген; и едва это стало ему ясно,
как он уже был готов. Он никогда не спешил, не порол горячку, но он всегда был готов.
Без сомнения, в этом и крылась тайна его необыкновенной политической карьеры
(которой он пожертвовал ради меня), этим объяснялось его доверие ко мне и преданность
моему делу. Когда я только еще прибыл на Гетен, он уже был готов к этому. Никто
больше на планете Зима готов к этому не был.
И все же он считал себя человеком довольно медлительным, не слишком расторопным
и очень не любил резкую смену обстоятельств Однажды он сказал мне, что, будучи
изрядным тугодумом, вынужден порой руководствоваться некоей "общей интуицией",
якобы подсказывающей ему, куда в данный момент поворачивается колесо фортуны,
добавив, что эта интуиция редко его подводит. Он рассказывал об этом очень серьезно;
вполне возможно, что это так и есть на самом деле. Предсказатели в Цитаделях не
единственные люди на планете Зима, обладающие даром предвидения. Интуиция давно
уже подвластна им, они ее особым образом тренируют, не пытаясь, впрочем, увеличить
вероятность событий. В этом плане у последователей культа Йомеш тоже есть
определенные возможности; их дар связан, правда, не столько и не только
непосредственно с предсказанием событий, но скорее является специфической
способностью видеть все одновременно, целостно, словно в порыве Озарения.
Пока Эстравена не было, наша печка все время работала на максимуме, и я наконец-то
прогрелся весь -- впервые за долгий срок. Вот только какой? Я решил, что сейчас,
наверное, уже наступил Терн, первый месяц зимы и Нового года, очередного Года
Первого. На Ферме Пулефен я совершенно потерял счет времени.
Наша печка-плита представляла собой одно из самых замечательных и на редкость
экономичных устройств, созданных гетенианцами за долгие тысячелетия беспощадной
борьбы с холодом. Улучшить ее могло бы, пожалуй, только использование особых
сплавов в батарее питания. Ее биобатареи были рассчитаны на четырнадцать месяцев
непрерывной эксплуатации, КПД был весьма высок; она выполняла функции
обогревателя, плитки и светильника одновременно и весила всего около полутора
килограммов Нам никогда не удалось бы пройти эти семьдесят километров от Фермы без
нее. Должно быть, на ее покупку и ушла большая часть денег Эстравена -- тех самых,
которые я столь высокомерно вручил ему в Мишнори. Палатка, сделанная из особого
пластика, способного выдерживать сильные морозы и противостоять -- в весьма
значительной степени -- конденсации влаги на внутренних стенках (а ведь это настоящее
бедствие во всех остальных палатках в холодную непогоду); теплейшие спальные мешки
из меха пестри; эта удобная одежда, лыжи, сани, запас продовольствия -- все самого
лучшего качества, все легкое, прочное, долгоноское, дорогое. Если он отправился
пополнять наши продовольственные запасы, то на какие, интересно, средства?
Он вернулся лишь к ночи следующего дня. Я несколько раз выходил из палатки --
учился передвигаться на снегоступах и заодно набирался сил на свежем воздухе, бродя по
склонам заснеженной лощины. Я вполне прилично бегал на лыжах, но снегоступами
пользоваться почти не умел. Далеко уходить я не осмеливался, опасаясь потерять
собственный след; то были дикие края: горы, изрезанные трещинами и расщелинами,
круто поднимались сразу за палаткой, загораживая восток, вершины их скрывались в
облаках. У меня вполне хватило времени обдумать, что я стану делать один в этом